цивилизация. Но лучшим изобретениям нет нужды быть сложными.
Он кладет ладонь на грудь.
— Они идут прямо отсюда. Из сердца.
— Поэтому ты нацепил карандаш? Чтобы не забыть?
— Нет, — миндалевидные глаза моего отца вспыхивают. — Я ношу его, поэтому я
помню.
Тогда я была слишком маленькой, чтобы понять, в чем может быть разница. А к тому
времени, когда стала достаточно взрослой, чтобы спросить, его уже давно не было.
Беллоуз отвернулся от своего стола, взмахом приказал моему охраннику покинуть
комнату и отрывисто указал большим пальцем на кишащее проводами кресло.
— Садись.
Я поплелась к креслу, меня била дрожь. У Доктора Беллоуза может быть та же профессия,
что и у моего отсутствующего отца, но это не значит, что я ему доверяю. Собственно, как раз
наоборот.
Он оглядел меня и цокнул языком.
— Что они с тобой сделали?
— Несколько ударов электрическим кнутом.
Он вздохнул, словно сильно обеспокоен из-за моей боли.
— Они знают, что мне нужны пациенты, находящиеся в наилучшей физической форме. В
этом случае препарат работает лучше. Ну да неважно. Мы попробуем. Если не сработает, мы
повторим через пару дней. Хорошо, что повреждения от электрического кнута
непродолжительные. Ты придешь в норму за считанные часы.
— Попробуем что?
Он застегнул три толстых ремня поверх моего тела.
— Я понял, что черный чип, записавший твое воспоминание о будущем, был… утерян?
Я кивнула.
— Ну, твое воспоминание о будущем не пропало. Оно сохранено в части твоего мозга,
называемой гиппокампом, — он постучал сбоку по голове. — Я собираюсь покопаться у тебя в
мозгу и спровоцировать воспоминание. Позволить тебе снова пережить его, чтобы дать нам
вторую возможность его записать.
Воздух застрял у меня в горле.
— Что вы имеете в виду?
Он заморгал, словно являлся камерой, делающей последовательные снимки.
— Воспоминание придет к тебе снова. Как в первый раз. Только на этот раз мы убедимся,
что черный чип не потеряется.
Нет. Нет. В будущем Джесса окажется во власти АпИТ. В тот момент, когда Беллоуз
увидит мое настоящее воспоминание, он узнает коридоры и табличку. Он поймет, что моя сестра
будет подопытной в этих лабораториях.
Мое воспоминание даст им доказательство того, что им нужно арестовать Джессу сейчас,
в настоящем.
Я не могу этого допустить. В будущем я уже собралась предать мою сестру. Я
отказываюсь вдобавок делать это в настоящем.
— Будет больно? — спросила я, пытаясь увильнуть.
— Только если будешь сопротивляться.
То есть сопротивление возможно. Но как?
Он нанес гель на овальные сенсоры длиною с мой большой палец и закрепил их всюду у
меня на голове. Кожей черепа я ощущала, что гель холодный и липкий.
Он прикрепил провода, торчащие из кресла, к каждому сенсору.
— Открой свой разум, как делала раньше. Воспоминание придет к тебе, — он наклонил
мое кресло и вышел из комнаты.
Мне не требовалось открывать свое сознание. Я могла вызвать воспоминание в любой
момент, и оно проиграется у меня в голове, словно фильм. Я могла остановиться на кадре и
приблизить изображение. Я могу делать все, по крайней мере, настолько же хорошо, как его
записывающее устройство.
Легкое шипение наполнило мои уши, и через отверстия, расположенные на потолке, в
комнату пошел газ. Дымок тотчас же пропал, но в воздухе, окружающем меня, я чувствовала
запах химического вещества.
Я стиснула зубы. Газ предназначен для того, чтобы мое воспоминание всплыло на
поверхность помимо моей воли. Я не могу допустить, чтобы это произошло.
Ремни удерживали меня в кресле. Думай! Я не в состоянии освободить себя. Как я могу не
впустить воспоминание? Беллоуз сказал открыть мой разум. Может, вместо этого мне нужно
закрыть его.
Я больше не могла задерживать дыхание. Я сделала глоток воздуха, но, как только я
сделала один вздох, мне захотелось больше. Воздух сделал меня спокойной, расслабленной.
Внезапно кресло больше не казалось таким жестким. Пластик прохладный и манящий, на такой
поверхности хочется растянуться и вздремнуть.
Нет. Это говорят пары, не я. Мне нужно закрыть свой разум. Закрыть его. Я подумала о
двери, сделанной из толстого, крепкого дерева. Повесила на нее дюжину замков и перекрыла ее
засовом. Сделала дверь водонепроницаемой. Добавила изоляцию. Усилила ее бетоном. Положила
слой за слоем другие материалы — золото, серебро, платину, медь. А затем повторила процесс
снова.
Тысяча крохотных мечей вонзилась в дверь, пытаясь проделать дыру в моем черепе.
Каждый момент по отдельности был терпим. Но мечи никогда не останавливались. Они
продолжали протыкать и колоть, резать и кусать в поисках окошка, где я ослабила защиту.
Это причиняло боль. И не имело конца. Непрекращающиеся удары мечей убивали меня.
Мне нужна была лишь секунда. Только крохотная секунда без боли, мгновение на то, чтобы
перевести дух и собраться с силами.
Я иду по вестибюлю. Пол покрыт зеленым линолеумом, компьютерные мониторы
вмонтированы в плитку. Осветительные стены светятся так ярко, что я могу разобрать одинокий
след от обуви на полу.
Нет! Я кусала себя за губу, пока мой рот не наполнил металлический привкус крови.
Мечи вернулись. На этот раз они были острее. Они кромсали и кромсали мой самоконтроль. Но я
не могла сдаться. Это все, что у меня осталось. Последнее, что я могу сделать для моей сестры.
Я закричала у себя в голове. Я царапалась и рвала, и резала. Я дралась и толкалась, и
пихалась. Но я не пропустила их.
Наконец-то, наконец-то это прекратилось. Мечи убрали, и я растеклась по креслу с
откинутой спинкой. Я должна бы быть благодарна. Я должна бы чувствовать облегчение. Но я
настолько устала, что не была способна ни на то, ни на другое.
Беллоуз вошел в комнату в сопровождении другого охранника. Ученый тряс головой.
— Я знал это. Препарат не сработал с наивысшей эффективностью из-за твоих травм.
Моя голова откинулась назад, и я уставилась на потолок. Это не была наивысшая
эффективность? Я не хочу столкнуться с этими мечами, будучи здоровой. Я попыталась ответить,
но не смогла открыть рот. Все, что я могла делать — это наблюдать, как из газовых отверстий на
потолке строится вода и проливается на нас дождем.
Хорошо, «дождь» в значении яростных летних штормов, которые затопляют наш реки. На
полу даже стала скапливаться вода.
Спинка моего кресла поднималась, пока в поле моего зрения не попал Беллоуз. Лужа
воды достигала его щиколоток, и его борода вымокла до состояния запутанного мха.
— Не волнуйся. Препарат прорвется к твоему воспоминанию рано или поздно.
Мы уставились друг на друга. Вода добралась до его колен, его тонкая хлопковая рубашка
прилипла к коже мокрыми, непривлекательными клочками. Он даже не вздрогнул.
Вода добралась до моих ног, с каждой секундой поднимаясь выше, и я с трудом разжала
челюсти.
— Хм… не должны ли мы выйти отсюда? Через минуту мы утонем.
Беллоуз вздохнул и ущипнул себя за переносицу. Он надавил на кнопку, и ремни исчезли
с моего тела, освободив меня.
— Верните ее в камеру, — сказал он новому охраннику. Она молода и довольно милая, и
у нее вдоль обеих бровей идет ряд пирсинга. — Я поговорю с ней позже, когда выветрится газ.
— Но, сэр? — она наблюдала, как я забралась на подголовник и уселась там. — С ней все
будет нормально?
— Она будет в порядке, — сказал Беллоуз. — У нее галлюцинации, вот и все. Это