дорогая, квалифицируешься как агрессивная. Агрессивная. Агрессивная.
— В смысле? — слабо спросила я.
— АВоБ оставляет большинство из нас в покое. Но время от времени они решают, что
одна из нас слишком агрессивная. Наши волны слишком сильные, чтобы разрешить этому
развиваться бесконтрольно. Поэтому Бэкс была в такой истерике. Потому что она узнала, что ее
бабушка умерла.
— Я не понимаю, — части не сочетались друг с другом, независимо от того, с какой
силой я их соединяла. — Почему бы ее бабушке быть мертвой? АВоБ знает о грабителе. Почему
они не помешают произойти преступлению?
Салли резко засмеялась.
— Где мы, Птенчик?
— Ты сказала, что мы в Лимбо.
— Правильно. Но где именно мы проживаем? Мы в учреждении АоОБ, со всеми
остальными преступниками?
— Нет, — прошептала я. — Мы в здании АВоБ, — если бы мы по-настоящему были
преступницами, даже будущими преступницами, мы должны были быть переданы Агентству
охраны Общественной Безопасности.
— Теперь понимаешь? — слова наполнены усталостью. Не обычной усталостью, даже не
изнуренностью. Тем типом усталости, который не излечишь, даже проспав всю жизнь. — В задачи
АВоБ не входит предотвращение преступлений. Их задачи — упростить процесс получения и
исполнение воспоминания о будущем. Исполнение, Птенчик. Цель АВоБ в том, чтобы убедиться,
что наши воспоминания исполнятся.
Правда обрушилась на меня. Мы приложим усилия, чтобы сбылось как можно больше
деталей, сказала Председатель Дрезден. Я думала, она имела в виду побочные детали. Я думала,
она говорила о цвете рубашки.
Нет. Я не хочу, чтобы я оказалась права. Я не вынесу, чтобы я оказалась права.
— Так кого застрелили в помещении для допроса? Ты хочешь сказать… грабителя?
— Он не должен был жить, Птенчик, — сказала она, ее голос так же уныл, как
шлакобетонный камень. — Арестовав Бэкс, АВоБ нарушило цепь событий. Когда они решили, что
она агрессивна, им потребовалось обуздать ее волны. Единственный путь, каким они могли этого
добиться — притащить грабителя сюда и сделать так, чтобы Бэкс убила его. Как в ее
воспоминании.
Я отшатнулась от отверстия, чтобы мне больше не приходилось смотреть в глаз Салли.
Чтобы я могла прекратить ее слушать.
Как бы то ни было, она продолжила говорить.
— Теперь, когда Бэкс исполнила свое воспоминание, теперь, когда они заставили ее это
сделать, они передадут ее АоОБ. Потому что теперь она по-настоящему преступница. Как и
предсказывало ее воспоминание.
Я отвернулась от стены и подтянула колени к груди. Я сделала ужасную ошибку.
Наихудший просчет в моей жизни.
Потому что Председатель Дрезден сказала, что я агрессивна. И когда ученый выяснит мое
настоящее воспоминание, АВоБ убедится, чтобы оно сбылось.
Они собираются заставить меня убить мою сестру.
Глава 12
До меня долетел голос Салли.
— Ты еще тут?
Наша сделка завершена. Я дала ей розы, она объяснила мне, что произошло с Бэкс. Так
почему она все еще говорит со мной?
— Нет, меня нет.
Я продолжала сидеть к стене спиной. Но она все равно не уходила.
— Я даже не рассказала тебя про иглы, — сказала она. — Не хочешь услышать об иглах?
Горячие слезы подступили к векам, но я отказывалась дать им выйти наружу. Все
работает против меня. АВоБ. Сама Судьба. Почему я вообще когда-либо считала, что смогла бы с
ними побороться?
— Послушай, Пташка. Я знаю, что это слишком много, чтобы постичь. Я помню, когда
впервые выяснила это. Я была в ступоре в течение недели.
Я должна попытаться. Моя сестра рассчитывает на меня, и я не могу упасть духом. Я
должна продолжать бороться. Для нее. Собрав все свои силы, я подползла обратно к стене.
— Расскажи мне об иглах.
— Прежде чем ты попала сюда, в твоей камере жила девушка по имени Джулс. Она
словно с ума сходила, когда они приходили. Она выкрикивала оскорбления с утра и до ночи.
Осыпала насмешками охранников, когда они проходили мимо ее камеры. Однажды она даже
бросила им в лица ведро с мочой. Никто не удивился, когда ее признали агрессивной.
Улыбка задрожала у меня на губах. Я бы не отказалась увидеть стекающую со щеки
Человека со Шрамом мочу.
— Несколько недель назад они заставили ее выполнить ее воспоминание, — Салли
помедлила. — Или, по крайней мере, я думала, что они это сделали. Выполнение ее воспоминания
не было похоже ни на одно из тех, которые я видела. Обычно мы слышали выстрелы или звуки, с
которыми отлетают тела. Ее было убийственно тихо. Она вошла в эту комнату с охранником, а за
ними последовал ученый со стеллажом со шприцами. Один ряд был с прозрачной жидкостью,
другой с красной. Через пару минут они все вышли наружу, по-видимому, целые и невредимые. И
все.
Я нахмурилась.
— Каким, предположительно, было ее воспоминание?
— Покушение на убийство. Она напала на своего отца, как я думаю. Но где во всем этом
ее отец? И что произошло с нападением?
— Может быть, ее отцом был этот ученый, — сказала я.
— Может быть. А может они вовсе и не исполняли ее воспоминание. Может, они
выполняли какой-то другой эксперимент, о котором нам не известно.
Я не знаю, что делать с этой историей. Не знаю, относится ли она и к моему собственному
воспоминанию. Мой шприц был с прозрачной жидкостью, не красной. Каково значение красной
жидкости? Мы вообще говорим об одном и том же веществе?
Салли пробормотала что-то, что я не уловила. Я обернулась и заглянула в дыру. Ее глаза
там не было. Она сидела в нескольких футах от стены, и я впервые разглядела ее лицо.
Ох, я видела ее лицо во внутреннем дворе. Но там между нами было расстояние в
двадцать ярдов, и черты ее лица были в тени здания. В первый раз я рассмотрела ее резкие скулы,
совершенный рот в форме сердца. Рот, который сейчас подрагивал, несмотря на то, что ее глаза
были так же спокойны, как всегда.
Я вытаращилась на нее в изумлении. Сколько раз я смотрела в ее невыразительный глаз и
предполагала, что у нее вообще нет чувств? Все это время ее рот мог бы с легкостью ее выдать,
если бы я только увидела его.
— Что ты сказала? — спросила я.
Она подняла голову и повернулась в направлении дыры, хотя я и знала, что она не может
увидеть меня с такого угла.
— Теперь ты знаешь, почему я не очень общительна. Сканирование моего мозга показало,
что я не агрессивна. Я должна быть тут, в Лимбо, в безопасности, до конца моих дней. Но я хочу
быть в этом уверенной.
— Резать себя явно признак агрессивности, — сказала я. — Это выделяет тебя среди
других.
— Эти порезы — мой запасной план, — она вытянула руки. Она действительно себя
резала, все правда. Но не аккуратными, хирургическими разрезами. Порезы рваные и кривые,
словно она разорвала кожу крюком от вешалки. Или собственными ногтями.
— Девушки думают, что я режу себя, чтобы следить за ходом времени. Проще позволить
им так думать. Быть их живым календарем. Но, правда в том, что я не вынесу, если буду делать
это чаще одного раза в неделю.
— Зачем вообще это делать? — спросила я.
— В будущем я убила мужчину, Пташка. Но перед этим он изнасиловал меня, — она
сжала губы. — Я знаю, как думает АВоБ. Если они в какой-то момент решат, что я агрессивна,
недостаточно будет просто превратить меня в убийцу. Им нужно претворить в жизнь каждую
деталь из-за страха, что волны испортят их драгоценный строй.
— Но я покажу им, — ее голос стал грубее. — Изнасилование — такое преступление,