– В чем вы видите ошибку, Кирилл? – поинтересовалась я, быстро зачитав вслух содержание статьи.
– Я бы не назвал это ошибкой, Агния Кирилловна: это – самая натуральная халатность! Правила требуют проведения серии обязательных контрольных исследований, в том числе биологической пробы и пробы на индивидуальную совместимость непосредственно у постели пациента. Врач нарушила инструкцию и таких исследований не провела.
– Верно, – кивнула я. – Здесь сказано, что при проведении интенсивной терапии у больного начали проявляться клинические синдромы, требовавшие немедленного отказа от проведения процедуры, однако врач ввела ему внутривенно медицинские препараты и продолжила операцию.
– И еще там написано, что только при оформлении медицинской документации врач обнаружила, что перелила пациенту двести пятьдесят миллилитров эритроцитарной массы несовместимой крови.
– А что с пациентом-то? – спросила Аня.
– А пациент на следующее утро умер в отделении реанимации от шоковой реакции организма на несовместимую кровь, – пояснил Кирилл.
– И какой вывод можно из всего этого сделать? – задала я вопрос, обращаясь ко всей группе.
– Нельзя ошибаться! – выкрикнул Илья со смешком.
– Еще мнения имеются?
– Надо соблюдать инструкции, – ответила Оля. – Их не просто так писали, в конце концов!
– Правильно, Оля, – кивнула я. – Что же касается замечания Ильи о том, что нельзя ошибаться… Знаете, говорят, что у каждого врача – свое кладбище, и это – не пустые слова. Как и представитель любой другой профессии, врач может ошибаться, но, к сожалению, в случае врачебной ошибки пациент, как правило, умирает.
– А вы с таким сталкивались? – спросила Марина.
– Да, Агния Кирилловна, – поддержал девушку Кирилл. – Насколько большое кладбище у вас?
– Заткнись! – зашипела Аня, но я остановила ее взмахом руки.
– Погодите, это не секрет, – сказала я. – Пациенты и в самом деле умирали у меня на столе, но мне повезло, потому что ни один из них не умер из-за того, что именно я сделала что-то не так. Лишь однажды больной не перенес анестезию, но не потому, что была передозировка или неправильно подобран наркоз.
– Тогда почему он умер? – спросила Марина.
– Не выдержало сердце. Операция была неплановой, пациент поступил по «Скорой». Естественно, ему были проведены определенные исследования – насколько позволяло время. ЭКГ выглядело не слишком обнадеживающе, но у нас не было выхода, иначе больной бы умер.
– И он таки умер, – резюмировал Илья. – А вам устраивали взбучку, Агния Кирилловна?
– Было разбирательство, – ответила я. – Мои действия признали правомерными.
– А что с той теткой из статьи?
– Судя по названию, – сказал за меня Кирилл, – она выкрутилась – вот вам и «заслуженная кара»!
– Ну и правильно! – отозвался Илья. – У меня в семье несколько поколений врачей. Отец вообще говорит, что если за каждую провинность привлекать медиков к суду, то лечить людей станет некому!
– Так ты считаешь, что пациент должен быть готов к счету три – один? – спросила Оля.
– То есть?
– В моей семье тоже есть медработники, и этот счет означает, что если один из трех пациентов выживает, то это уже удача!
– А правда, – вдруг спросила Марина, – что сейчас создан какой-то специальный Комитет по медицинской этике?
– Комиссия по этике, – поправила я. – Да, правда. Раньше не существовало органа, способного лишить медика лицензии и запретить ему практиковать. Теперь это станет возможным.