Но всего лишь в каких-нибудь 50 ярдах[8] от нашего «стратиграфического шурфа» в результате раскопок расположенных один над другим храмов образовалась другая большая яма такой же глубины; вымостка храма слоя XVI оказалась на одном уровне с полами частных домов этого же слоя, и, когда мы приподняли несколько терракотовых плиток мощеного пола храма, там тоже оказалась вода. Мы попытались пойти глубже, но вода просачивалась быстрее, чем мы ее вычерпывали, а края раскопочной траншеи из мягкой глины оплывали внутрь и. продвижение вглубь стало невозможно. Однако было ясно, что строения имеются и ниже, а так как стены храма гораздо прочнее, чем жилых домов, то у нас могла появиться лучшая возможность попытаться изучить их даже в таких трудных условиях. Во всяком случае, храм был слишком важным объектом, чтобы его можно было с легкостью забросить; работы мы решили прервать и начать снова тогда, когда мы будем снаряжены, чтобы решать наши проблемы.
Изначально строения, разумеется, стояли на сухой \ почве, затопленными они оказались, как я уже говорил выше, потому, что в результате землетрясения была перекрыта р. Оронт и уровень долины Амук поднялся. Грунтовые воды, однако, не всегда оставались на одной высоте; мы вели наши раскопки весной, когда воды поднимались выше, но летняя засуха должна была существенно понизить их уровень. Мы, естественно, изменили время наших раскопок и продолжили их осенью. Привезли работающие на бензине насосы и с помощью стальных балок и листов рифленого железа соорудили на полу храма большой кессон, внутри которого могли работать восемь-десять человек; по мере того как они копали и насосы откачивали воду, кессон под тяжестью собственного веса погружался во влажную землю — таким образом мы могли избежать обвалов краев траншеи. Вода стояла на три фута ниже, чем весной, что давало определенные преимущества, конечно, весьма незначительные, если бы мы копали по-старому; но работа внутри кессона позволила нам без особого труда проникнуть более чем на 15 футов ниже храмового пола в слое XVI.
Я сказал «без особого труда», и это верно с инженерной точки зрения; на самом деле обстановка на дне раскопа с насосами и трубами, воротами для подъема тяжестей и блоками, лестницами и настилами скорее напоминала обстановку механической мастерской, чем археологических раскопок, и с точки зрения археолога положение было отнюдь не удовлетворительным. Обычные правила научного ведения археологических раскопок неприменимы, когда приходится в ведрах поднимать почти жидкую грязь. Невозможно было изучить что-либо in situ — из-за подступающей снизу воды люди в лучшем случае оказывались по щиколотку, а иногда и по пояс в некоем гороховом супе, в котором ничего нельзя было разглядеть. Лишь после внимательного осмотра твердых комьев, подаваемых в ведрах, можно было понять что это — сырцовый кирпич или просто. ком грунта. Тем не менее полученные результаты стоили затраченного труда, и так как мы копали вглубь таким образом на двух различных участках, мы могли сравнить наши находки и утвердиться в своих выводах.
Прежде всего мы обнаружили, что материк лежит почти на 14 футов ниже вымощенного черепицей пола слоя XVI. Мощный блок кладки из сырцового кирпича, верхушка которого была видна в слое XVI, удалось надежно проследить на глубину 10,5 фута, а возможно (хотя условия на этой глубине были таковы, что нельзя быть полностью уверенными), он уходил и глубже, до самого материка. Мы не могли определить, был ли этот блок от начала до конца однородным, или он составлялся в различные периоды; не могли мы также обнаружить пола или покрытия перед блоком, хотя позади него находились в более или менее обычной последовательности слои чистой почвы и мусора, что свидетельствовало или о постепенном наносе земли, или о повторяющихся выравниваниях и перенастилах полов. Стена поднималась более чем на 10 футов; скорее всего тут был не один строительный период, а несколько, однако нельзя утверждать, что это было именно так. Поэтому все черепки и прочие находки, собранные во время работы, были помещены вместе и описаны как относящиеся к слою XVII; в действительности они могут принадлежать к двум и более следующим друг за другом слоям. Однако все они более ранние, чем слой XVI, и все они — что самое важное — относятся к эпохе начала Ат-чаны, когда пришельцы возвели в долине Амук свои первые строения на нетронутой почве.
Вся керамика, характерная для Телль-эш-Шейха и Табара-эль-Акрада, была лепной, вся керамика слоя XVII Атчаны сделана на гончарном кругу. В верхнем слое Табары встретилось несколько черепков от посуды, сделанной на Атчане, убедительное доказательство преемственности этих памятников, но можно безошибочно утверждать, что поселение Атчана означало появление культуры совершенно отличной от той, которая была прежде в этом районе. Взятая в целом керамика слоя XVII опять-таки отличается от керамики слоя XVI, но различие здесь скорее стадиальное, чем видовое. Мы не находим здесь прекрасно расписанной посуды, в орнаменте которой преобладают птичьи и звериные мотивы, характерной для последующих слоев, но обнаруживаем, начало этого стиля — роспись пока еще грубую и простую. Поэтому то, что последовало в дальнейшем, это не революция, а естественное развитие примитивного искусства первых поселенцев.
Кто были эти поселенцы, мы еще не можем сказать. Они находились на весьма высоком уровне культурного развития; им был известен гончарный круг и секрет использования и плавки металла (в слое XVI мы обнаружили каменные формы для отливки медных тесел).; они строили весьма прочные сооружения из сырцового кирпича. Этих пришельцев трудно связать с другими народами, о которых мы имеем хоть какое-нибудь представление. Они явно пришли не из Месопотамии или Южной Сирии, и непохоже, чтобы у них было что-то общее с Анатолией, странами, которые археологически довольно хорошо изучены.
Можно допустить, что подобная культура могла развиваться неподалеку от долины Амук, например на плато Алеппо, где не было раскопок, которые дали бы нам какой-нибудь материал по ранним периодам, и что ее появление в долине Амук было естественным наступлением более-развитой цивилизации на менее развитую. Вряд ли этот процесс проходил мирно, ведь люди, принадлежавшие к культуре Табары, не уступили бы своей земли без борьбы. Стоит отметить, что предшествующий тип керамики с этого момента полностью исчезает (ни единого ее черепка не обнаружено на Атчане) и пришельцы не поселяются в старых деревнях, а, как бы для того чтобы поставить преграду между прошлым и настоящим, основывают свой город на новом месте. То, что не все население Табары приняло участие в исходе, который рассеял этих «протохеттов» в пределах Палестины и Анатолии, доказывается образцами «импортной» керамики Атчаны, встречающимися в самом верхнем слое этого холма наряду с посудой Хирбет-Керак, но уже не было вопроса о том, кто являлся господином в долине Амук.
Началась новая эра. Насколько мы можем судить, прежнее население жило в деревнях, пусть даже значительных по размерам, но все же остававшихся деревнями, и занималось простым сельским трудом. Люди бронзового века основали город, который со временем был назван Алалах (если только они не назвали его так с самого начала), и среди первых своих строений возвели храм богу города. Город просуществовал около двух тысяч лет, и за эти тысячелетия храм перестраивался не один, а 15 раз по различным образцам и для разных богов, но ни при каких переменах ни разу не осмелились строители перенести культовый центр с места, освященного для первого храма.
То, что мы обнаружили от самого храма, пожалуй, все, что от него действительно осталось, — это цельный кирпичный куб площадью 16 квадратных футов и 13 футов в высоту, хотя сначала он мог быть пониже и затем достраивался по мере того, как повышался уровень пола. У его северо-западной стороны найден толстый слой пепла, костей животных и черепков, что могло быть остатками жертвоприношений. Был ли куб алтарем или нет, мы не можем сказать, но он, безусловно, был святыней, ибо, когда в эпоху слоя XVI настало время возводить новый храм на руинах прежнего, этот куб тщательно сохранили. Часть его возвышалась над полом нового здания — небольшой прямоугольник размерами чуть более шести футов на три фута и высотой полфута завершался островерхой деревянной крышей (это могло быть новое сооружение на месте старого, но мы не могли заметить изменений в кладке). Перед ним имелось квадратное отверстие в мощеном полу, яма, нижняя часть которой была заполнена крупными камнями, а на них обнаружены пепел и кости животных — доказательство, что жертвоприношения продолжали совершать на том же месте.