восьмые паркуют машины богатеев в Манхэттене;
девятые разносят по домам пиццу (и весьма этим довольны);
десятые… либо торчат перед компьютерами, либо решают с утра до ночи кроссворды;
либо… лежат на диване перед телевизорами, чей светящийся экран заменил им пресловутый свет в конце тоннеля…
Я знал одного инженера-холодильщика, автора систем охлаждения для овошно-фруктовых промышленных холодильников, кандидата наук и преподавателя политеха, который со своими системами охлаждения в Америке, конечно, никому не был нужен; побившись головой об американские двери и стены, он нашел-таки выход из положения, обошел всех товарищей по несчастью — спасаясь от отчаяния невостребованности, заставил себя… увлечься классической музыкой, о существовании которой раньше только подозревал. Стал ее фанатом, членом нескольких музыкальных клубов, посещал все концерты знаменитостей (они расписывали его занятость на год вперед) и мог говорить о музыке на уровне не просто хорошего, а тонкого критика.
Энергичные мозги кандидата наук снова были заняты делом, по музыке он защищал докторскую…
Другой иммигрант, доктор филологических наук, недавний профессор, зрелого возраста мужчина, и сейчас, наверно, сидит на стульчике на краю тротуара и подсчитывает, по заданию компаний, проезжающие мимо него машины или те, что останвливаются у "Макдональдса", ставя палочки в блокноте, зарабатывая этим занятием на хлеб…
А мой знакомый психиатр, светлейшая голова, учитель многих и многих врачей — специалистов по душевным болезням, не сумевший устроиться здесь, на мой вопрос: "Как он убивает "свободное" время?" ответил оглушительно:
— Смотрю бразильские сериалы и ставлю героям диагнозы!
И еще он сказал, привычно вкладывая много смысла в немногие слова:
— Иммиграция — это говно.
К моему знакомому я еще вернусь.
Феномен Фишера
…Почему я, думая о невостребованности, разрушительной болезни, общей для всей перечисленной мной братии, вспомнил вдруг о Роберте Фишере? Оттого, что он недавно умер? Или из-за феномена его ухода из шахматного мира, где он был признанным "королем"? В некий час он заметался, бросил общепринятые шахматы, надерзил кому только мог, обругал, унизил коллег по цеху, начал "хулиганить", предлагал усложненную игру, стал мотаться по миру…
Наверно оттого он заметался и потерял вкус к жизни, подумал я, что… не увидел среди шахматистов нашей планеты и нашего времени соперника для себя, конкурента, собеседника своего уровня, оппонента…
Один из известных шахматистов наших дней писал не так давно, что, заглядывая время от времени в интернет в поисках интересного партнера, находил там странного спортсмена (игрока, мастера, творца), который делал "чудовищиые, с точки зрения шахмат, ходы, но непременно ведущие к победе". Он предположил, что это был Роберт Фишер, который так же, как он, искал по всему миру "интересного" соперника.
Искал, но не находил.
Востребованность, кажется, это наличие дела, заказа, с которым ты можешь, как раньше, сразиться на равных, с надеждой победить. Это потребность мозга, его "чесотка". А нет дела — и ты постепенно угасаешь и разноска пиццы тебя вполне уже устраивает.
Тут очень близка к смыслу того, что я сказал, фраза Андре Жида: "Искусство рождается в стеснении, живет в борьбе и умирает от свободы".)"
Победа!
Повесть я закончил, издал, поскребя по сусекам, за свой счет.
Книжка была издана тиражом 100 экземпляров, ни о каком успехе я не мечтал, просто это было удовлетворение честолюбия литератора и надежда, что, может быть, хоть пяток читателей найдется.
Читатель нашелся, и какой! Приключения первобытного выдумщика оказались достаточно оригинальной идеей, они были замечены, книжка прошла какую-то цепочку рук, глаз и мнений и попала в конце концов на стол американского режиссера. И по моей идее, после долгих для меня разнообразных мытарств, начал сниматься фильм! Я получил деньги — нежданные, негаданные, с неба свалившиеся…
Успех был случаен, я это понимал, просто был выигрыш по лотерее.
Невроз
…А зуд писательства не давал покоя… вернее, не зуд (хотя было похоже): я знал и по спорту, и по работе, что МОГУ, а это МОГУ висит иногда как долг. Да и сказано было не однажды, что графомания (в хорошем смысле) — одна из сильнейших человеческих страстей. Писатель, когда у него получается, когда он заканчивает хороший абзац, когда выходит на сильный образ или удачное словцо, кайф ловит редкостный (А.Н. Толстой писал об этом, чуть, конечно, иначе: такому, мол, счастливцу и деньги платить не надо).