- Ну ты, девка, даешь! - восхищенно выдал он мне. Ты точно никогда в спецназе не служила? Если бы ты того, в желтых штанах, не привалила, мне бы хана пришла. С меня причитается.
- А ты-то чего не отполз? Меня учил, а сам?
- Да вот, видишь, упал неудачно.
Действительно, неудачно. Нога егеря провалилась между каких-то не то веток, не то корней, и застряла, накрепко привязав деда к месту. Понятно, можно и выпутаться, и вывернуть ногу, но для этого нужно как минимум сесть, а под обстрелом это как-то проблематично. Но сейчас бояться уже было некого, мы совместно выпутали застрявшую ногу, а потом мой взгляд скользнул чуть в сторону и на глаза сами собой навернулись слезы.
- Ты это… ты чего? – забеспокоился дед. – Ну? Все ведь уже кончилось, наши победили.
А я, глядя на красно-зеленую тушку пернатого матершинника, сквозь рыдания выдавила:
- П-птичку ж-жалко!
И тут этот сволочной птиц пошевелился, размахал крыльями, встал на ноги, выдал коронное «Твою мать!» и, пошатываясь и падая через шаг, побрел куда-то в сторону. От удивления у меня вмиг высохли слезы.
- Михалыч, чего это он?
- Наверно, контузия, - озадачился тот. – Видишь, плешь у него на макушке? Видать, картечиной перышки на пробор расчесало. Повезло пернатому, скользом прошло.
Картина пьяно бредущего по лесу попугая была - эпичней некуда. Мы с дедом смотрели на это представление прям как завороженные. Но тут в театре дали занавес: попугай встрепенулся, захлопал крыльями, тяжело поднялся в воздух и, матерясь на лету, скрылся в чаще.
Еще с минуту мы стояли, впечатленные увиденным до глубины всего. Но потом чуткое егерское ухо уловило посторонние звуки. Он прислушался.
- Слышишь, Аннушка? Кажись, зовут нас!
В свою очередь, прислушалась и я. Действительно, со стороны моря, доносилось:
- Камраден! Френдс! Ком! Гоу хиар!
Глава 14
На берегу рядом с лодками подпрыгивал и размахивал руками один из тех двоих, остававшихся на берегу. Смуглолицый, одетый в какую-то невообразимую хламиду и шаровары, он в одной руке держал изрядных размеров разводной ключ, а в другой – ружье. Второй лежал на песке рядом с первым, аккуратно уложенный мордой вниз. Когда он пытался пошевелиться, первый совершенно нетолерантно придавливал его к рассыпанным по берегу кристалликам кремния грязной босой ногой. Недолго посовещавшись, мы решили, что это, скорее, друг, нежели враг, и опасности не представляет.
Мы вышли из-за кустов и направились к попрыгунчику.
Увидев нас, он замахал и запрыгал с удвоенной частотой. Когда же мы приблизились на достаточное для вербализации общения расстояние, начал спрашивать:
- Инглишь? Дойч? Америкэн? Френч? Остралиен?
Понять-то я его могла, но ответить – не в состоянии. Положение спас Михалыч. Он напрягся, вспоминая где-то когда-то слышанное и выдал:
- Рашен.
Человечек издал вопль, сделавший бы честь Тарзану, пинанул лежащего под ребра и затанцевал, забавно вскидывая ноги и выкрикивая:
- Хинди-руси пхай пхай!
- Индия? – переспросил Михалыч. – Ганди?
- Хан! – отозвался человечек, продолжая подпрыгивать.
После недолгого общения на ломаной интерлингве, мы выяснили, что камрад с ключом и винтовкой действительно индус, зовут его Аджит, он знает английский, французский и немецкий языки, но не знает русского. А мы, по сути, кроме русского никакого другого и не знаем, если не считать матерного. Мы связали пленника, оставили Аджита караулить и пошли за трофеями.
Не верьте тому, кто скажет, что сбор трофеев – это интересное и увлекательное занятие. Нет, читать в книжке про это, может, и весело, но по сути сбор трофеев – это обыск трупов. А они, трупы, все до единого перешли в это состояние не по своей воле. И у них имеются различного размера дырки в разных частях тела, откуда вытекает изрядное количество липкой красной жижи, которая портит и пачкает все на свете. А бывает, что каких-то частей у тела вовсе нет, и из лохмотьев торчат обломки белых костей и красные обрывки плоти. Или из дыры в брюхе вываливаются сизые кишки, из которых, в свою очередь вываливается их содержимое, издавая далеко не самый приятный аромат. А тебе приходится копаться во всем этом, обшаривая карманы, ворочая безжизненные, а потому очень тяжелые тела. Гадость!
В этот раз мы поступили иначе. Все равно нужно было хоронить бандитов, чтобы не мусорить в своем доме (переезд был к тому моменту делом решенным), поэтому мы с Михалычем в четыре приема стащили трупы на берег, не забыв осмотреть окрестности на предмет полезных вещей. А потом положили пятого так, чтобы ему было видно и поручили индусу эту неприятную работу – обыск трупов, складирование полезных вещей и закапывание побочных продуктов производства, сиречь лишенных ценностей и ценности мертвяков. Собственно, он особо против и не был, ему было даже приятно убирать с лица земли недавних своих врагов. Ну а мы пошли в лес, прихватив найденные в моторке лопату и кусок брезента. Зачем? Да кто ж его знает, Михалыч настоял.