Говорят, прекрасное и ужасное равно притягивают взгляд. Вот и я смотрела на кошмарные останки, несмотря на смрад, подступающую тошноту и наворачивающиеся слезы.
- Михалыч, ты сюда меня вел? – догадалась я.
Дед молча кивнул.
- Тогда пусть тетка еще полежит в отключке, надо похоронить людей.
Еще один кивок.
- Ты уже прикинул место? Тогда давай, нечего тянуть.
- Погоди, нельзя так-то. Трупный яд – штука серьезная. Давай сперва досочку мою поищем. Там ведь и заказ сделать будет можно, прежде, чем к общей цеплять?
- Ну да. – сообразила я наконец. – Ты как раз там и перчатки взять хочешь. Тогда пошли.
Искали недолго. Вокруг того места, где обнаружил себя Михалыч, крутнули неполных три круга по спирали. Как планшет пискнул, в четыре руки быстро обшарили местность и обнаружили искомое. Заказали респираторов, перчаток, потом дед набрал себе всяких хозяйственных мелочей, блок сигарет и в довершение всего чекушку водки и осьмушку черного хлеба.
Когда мы вернулись на полянку, тетки уже не было. Сразу искать ее не кинулись. Случится что – услышим, а пока надо дело делать.
Все-таки не умею я еще настолько вперед смотреть. А вот егерь обо всем подумал, все сообразил. Одни перчатки чего стоят! Без них я, наверное, не смогла бы взять в руки обглоданную кисть с обручальным кольцом на безымянной косточке. А так они дали возможность немного отстраниться от страшного зрелища и воспринимать все это как бы со стороны.
В траве рядом с костями и обрывками одежды лежали украшения, часы, бумажники, портсигар, зажигалки… Я ничего не стала брать у мертвых. Не знаю, может, если бы люди умерли не такой страшной смертью, я бы решилась, в конце концов, живым эти вещи нужнее, но сейчас мне это представлялось кощунством. Только одной вещице я сделала исключение: вынула из болтавшейся на берцовой кости кобуры маленький плоский пистолетик. Почему? Потому, что он, в отличие от всего остального барахла, вполне мог бы спасти чью-то жизнь.
Почва была мягкой, копали мы с дедом недолго. Уложили в яму брезентовый сверток, закидали землей, подровняли получившийся холмик. Михалыч откупорил бутылку, разлил содержимое по трем пластиковым стаканчикам. Один утвердил на свежей могилке, накрыл ломтем хлеба. Мы выпили, не чокаясь, закусили душистой, чуть горьковатой корочкой и постояли минуту молча, отдавая дань памяти неизвестным людям, за каким-то чертом закинутым сюда чужим бездушным разумом и сгинувшим здесь ни за грош.
- Переедем, знак памятный поставлю, - сказал Михалыч в сторону, словно обещая самому себе.
Все дела были сделаны, осталось лишь вернуться обратно. Ну и попытаться отыскать ту самую тетку. Вдруг я была не права, и она окажется вполне вменяемой? А если и не так – не дело человека бросать. Ладно еще – сама захочет, а так… нет, не дело.
Мы честно ходили целый час по лесу, по поляне, искали, кричали, но все без толку. Мне надоело первой.
- Слушай, Михалыч, тигр убит, бандиты – тоже, мы все равно сюда собрались переезжать. Может, хватит ноги бить? Наверняка нас слышала, хотела бы – откликнулась. А так - ночи теплые, с плиткой терминала, наверное, разберется, на дуру не похожа. А завтра мы ее уже все вместе поищем. Как ты на это смотришь?
- В общем, положительно. Стар я уже стал по лесам мотаться. А тут еще и нервы… Давай сворачиваться, да поедем до дому. Надо с индусом поподробнее поговорить, с Фридрихом, бандита допросить. Да и вообще решить, что дальше делать будем.