В стихотворении Пушкина «Ангел» главное — сопоставление добра и зла, утверждения и отрицания, и Метнер соответственно раскрашивает его три строфы. Все средства, употребленные в романсе, уже так или иначе были опробованы Метнером: светлый образ Ангела представлен светлейшей белой тональностью до мажор, в противоположность ему образ «духа отрицающего» — тональными отклонениями, мелодическими хроматизмами, в сгущении напряжения аккомпанемента. Перед певцом здесь не возникают какие-либо особые трудности, ему лишь необходимо найти соответствующие двум образам контрастные оттенки исполнения и тщательно выполнить все ремарки композитора.
В партии фортепиано отметим два главных выразительных элемента: одноголосную мелодию, проходящую в левой руке пианиста контрапунктом к вокальной партии, и голос, выделяющийся из фигураций в правой руке. Вместе с тем весь аккомпанемент рождает особое впечатление текучести, непрерывности то приближающегося, то удаляющегося воздушного потока. Необычная кульминация этого романса наступает в последней фразе «не все я в мире презирал». Начавшись на форте, она к последнему слогу доводится до пиано, и на соль2 этот слог с небольшим филированием тянется на пиано 4 такта. Но именно здесь пианист достигает кульминации: в аккордовом изложении на форте проводится первоначальная тема романса. И лишь затем в даль и в вышину уносится привидевшееся однажды: картину бесконечной дали земли и неба композитор нарисовал одним штрихом — замершими на пианиссимо на расстоянии шести октав друг от друга звуками до... Казалось бы, этим можно закончить романс, но следует еще и «слово» от автора — торжественное аккордовое заключение, которого, на мой взгляд, могло и не быть.
Соч. 36, № 2 «Цветок». К этому романсу нельзя быть равнодушным, в него влюбляешься буквально с первого прочтения. Редкой красоты мелодия, слагаемая из хрупких говорящих интонаций, «бережное» сопровождение, тонкими штрихами окрашивающее слово, слог. Во многих прекрасных русских романсах природа — цветы, деревья, ручьи — «соучастники» действия, они «расшифровывают» нам характеры людей, событий. И здесь увядший забытый цветок навевает воспоминание о давнем счастье, будит тоску по прекрасному. Перед исполнителем в этом романсе стоят две основные задачи: добиться идеально чистой интонации (при «легкости» вокального интонирования) и вызвать у себя и у слушателя чувство погружения в мечтаемый мир.
Никто из композиторов не обращался ни к этому, ни к следующему стихотворению Пушкина — «Лишь розы увядают» (соч. 36, № 3).
К сожалению, не все знают, что это за амврозия и где находится Элизий, а без этих слов пропадает смысл стихотворения, его душа. Амврозия — это благовония, аромат, Элизий (то же, что и Элизиум) в античной мифологии — местопребывание душ умерших, в языке поэзии — то же, что и рай. Во второй строфе есть еще одно слово-символ — Лета, которое в античной мифологии означает реку забвения в подземном царстве.
Надеюсь, что теперь вы по-новому прочтете это стихотворение Пушкина, вдумаетесь в смысловую роль слова, в их звуковое воплощение.
Романс короток — всего 22 такта, и потому особенно тщательно должны быть отделаны каждая фраза, каждая интонация. В нем — то же мелодическое обаяние, что и в предыдущей вокальной миниатюре, но звучать он должен еще более утонченно-невесомо, еле касаясь слов дыханием. И лишь когда в живом совместном поиске певца и пианиста удастся сбалансировать хрупкую нежную мелодию и аккомпанемент (пианисту придется значительно вуалировать звучание инструмента), тогда и оживут волшебные пушкинские интонации:
Последняя фраза — «над Летою цветут» — должна звучать как кульминационная. Чтобы продлить очарование, в ней вокализируется последний слог, постепенно успокаиваясь и как бы успокаивая нас.
Соч. 36, № 4 «Ночной зефир».
Мое отношение к этому романсу особое, я бы сказал, ревниво-трепетное. Мне он кажется шедевром, хотя, возможно, я слишком часто прибегаю к этому определению.
Но ведь в его основе одно из музыкальнейших стихотворений Пушкина, которым в прошлом веке вдохновилось два десятка композиторов, среди них современники поэта — Титов, Верстовский, Есаулов и Глинка, а далее — Даргомыжский, Направник, Глазунов и др. У исполнителей и слушателей большую популярность приобрели романсы Глинки и Даргомыжского, предпочтение нельзя отдать ни одному из них, так как по-своему очень хороши оба, но романс Метнера по красоте и выразительности им не уступает.