— Ну, говори, Йосеф. Яхве тебя слышит.
— Устал я. Нет во мне ни прежних сил, ни силы духа. Стар я. Отпущенное время истекает. Часы мои, что солнце тенью движет, угасают. Тень гор Синая на закате меня достигла и накроет вскоре. Но не могу уйти, чтобы наследие не оставить. Детей мы оставляем – это счастье. Но хочется, чтоб дети следовали нам, чтоб им не только схожесть с нами передать, способности, таланты, но чтобы и умение, и знание, что нам достались от наших предков, чтоб всё это напрасно не пропало. Иначе… Неужели смысл жизни только в том, чтобы кормить семью? Чтоб кто-то прожил одной заботой об одном насущном хлебе?! Зачем всё это было? Чтобы оставить после себя сытые желудки?! Нет! Хочу оставить след весомее, чтобы моё наследие в наследниках осталось. Тогда уверенным я буду, что след действительно оставил и дети будут счастливы, творя прекрасное и полезное руками и душой. Ну, и кормясь, конечно, моими инструментами. Тогда я буду и за их детей спокоен! — Тряхнул слегка руками в удовольствии в конце тирады Йосеф.
— Так-так. Суть мне понятна, Йосеф. Но нет предмета, — раскрыл пустые ладони и улыбнулся раввин.
Йосеф слегка кивнул и перешёл к предмету разговора:
— Мой сын Иешуа, его ты знаешь хорошо, был с нами ласков и хорош, но вдруг в последние два года его как подменили! Нас с матерью не признаёт! И собирается покинуть отчий дом! От ремесла отца категорично отказался.
— Йосеф. Я знал, что к этому придёт. Твой сын считается среди учеников нашей школы лучшим. Он на пути познания Торы, но к следующим двум частям Танах он не приступил. А впереди ещё и Талмуд. Он знает основы нашей веры лучше всех ровесников в Ноцри. Он ещё юн для освоения Каббалы. Но освоить и это он способен. Другое дело, что он очень близко к сердцу всё принимает, то есть всё буквально. Так что же мы хотим?! Ведь он живой ребёнок! Мне нужно будет подучить его читать между строк, избегать двучтения, понимать образность языка, и не делать поспешных умозаключений. Вера ложится в сердце через ум! Мы этому стараемся учить. Но проблемы твоей семьи, Йосеф, в другом. Эта вечная проблема отцов и детей возникает именно в подростковом возрасте. Она терзала и разрушала семьи с момента их возникновения в глубинах нашей истории. Семья так рушится всегда, чтоб новой воссоздаться. Все семьи разрушаются, чтобы обновиться. Кто это делает в любви и понимании, тот остаётся счастлив в продолжении традиции семейной. Не могут люди обойтись без семьи, если хотят воспитать себе смену.
— Но наш раскол мне кажется просто чудовищным! Я лишён сна и покоя! Я чувствую, что с каждым разговором с сыном меня он добивает!
— С ним незачем вести об этом разговоры. Только во вред себе. Всё осложнила огромная разница в вашем возрасте. Во времени вы сильно далеки. Так мир устроен! — Раввин пожал плечами. — Но и этого здесь оказалось мало! Твой сын утратил интерес к сверстникам. Их уровень ограничен для него. Он может смело завести беседы со взрослыми. Ему есть даже взрослым что сказать и сказанное доказать. Он очень охотно общается с нашей молодёжью, на много старше него. К примеру, подружился с лучшим моим учеником Акимом, ему двадцать. Шуа легко вступает в диалоги и с пожилыми служителями и учителями. Скажу тебе как отцу: я уже с ним говорил о ваших отношениях. Он приходил ко мне не раз. Мы долго говорили. Он общается только с теми, от кого он может что-то новое взять, узнать, услышать. Мне иногда кажется, что он создаёт что-то своё. Он уходит в своих рассуждениях дальше наших писаний.
— Вот именно, рàвви! Я этого боюсь. Святые писания безупречны. Нашему уму достаточно и этих. Нельзя впускать сомнения в умы простых людей. Сомнение порождает неверие. Без всеобщего страха перед Всемогущим Яхве или перед врагами никогда не удастся сделать людей единым народом. Всё снова распадётся и разрушен будет Храм. Наш прошлый горький опыт разве нас не учит?
Раввин выразил восхищение:
— Йосеф! Да ты проявляешь образованность намного выше рядового плотника! Теперь я понимаю, откуда, от кого у мальчишки стремление к познанию и способности. К тому же вы с ним так похожи!.. — раввин присмотрелся к Йосефу.
— Вбивание гвоздей и рубка досок познанию моему не помешали. Кто хочет знать, до знаний достучится… А достучаться было чем когда-то! — самоуверенно произнёс Йосеф, но спохватился. Ведь смысл был двойной, второй был пошлым, что не было пропущено ухом раввина. Два старых друга спешно закрыли лица ладонями, как бы молясь, но плечи их задёргались от сдавленного смеха. И это прямо в синагоге! В присутствии Всевидящего! Быстро успокоившись, раввин продолжил первым: