— Пока никаких признаков круговорота, — выдохнул Джонни, глядя вниз сквозь чёрные линзы, защищающие от солнечного огня. — Вообще никаких.
Не было ни катастрофического срыва, ни триумфального чувства. Только быстро идущее время, поток меди в бункер и постоянные сообщения от Джонни:
— Круговорота пока не образуется.
Корабль сотрясался от выстрелов, ибо крейсера Контроля, находящиеся далеко за пределами солнечной короны, били всё точнее и точнее. Но на них не обращали внимания. Успех или крах самого дерзкого инженерного проекта в истории галактики зависел от скупых сообщений Джонни.
— Пока никакого круговорота.
Джонни Ленд наконец поднял голову и посмотрел на них, стоявших в отчаянном недоумении.
— Мы сделали это, — произнёс он, почти не веря своим ушам. — Мы почти заполнили бункер медью, и там нет никакого круговорота, никакого вихря, что мог бы вырасти в пятно. Мы сделали возможным добычу полезных ископаемых на Солнце.
По лицу Лоссера текли слезы. Харб Лэнд выглядел ошарашенным. Джонни прошёл через трюм к стене, сквозь которую змеевики охладителя проходили в бункер. Он вгляделся в кварцевый иллюминатор.
Все смотрели вместе с ним. Бункер почти доверху был завален блестящими красными гранулами. Медь, девственно чистая, сыпалась из змеевиков. Медь, выжатая из Солнца!
— Медь для Земли! — прошептал Джонни, его худое лицо пылало. — Энергия и новая жизнь для старой планеты!
Вдруг «Феникс» дико тряхнуло, металл раздирающе заскрипел, а экипаж оказался на полу. Залп крейсера, наконец, достиг цели.
— Паропроводы! — истошно закричал Лоссер, упавший рядом с Карлином.
И Карлин увидел. Стены корабля выдержали, но от удара оборвался змеевик охладителя. Две всасывающие трубы сорвало с места, а через образовавшиеся трещины со свистом вырывался медный пар.
— Аварийные зажимы для труб! — крикнул Джонни. — Если не закроем, то всё пойдёт прахом!
Понимание что будет, если трубы не выдержат, если перегретый металлический пар вырвется в трюм, заставило Карлина в безумной спешке схватить аварийные зажимы и гаечные ключи.
Он закрепил зажим на одной из труб, и человек по имени Вито начал закручивать болты, фиксируя место разрыва. Инженер повернулся к другой трубе.
— Зажим! — агонизирующе прохрипел Джонни Ленд.
Кровь отхлынула от сердца Карлина, когда он увидел самое жуткое и героическое зрелище в жизни. Вторая поврежденная труба была готова лопнуть, и Джонни Лэнд обхватил её руками и держал с мучительным усилием, пока раскалённый добела пар окутывал его тело.
Харб Лэнд подхватил брата, а Карлин накинул большой зажим на трубу и судорожно закрутил болты.
Лэрда шатало. Харб держал брата на руках.
— Джонни! Джонни!
Вся грудь и шея Джонни были почерневшими и обожжёнными. Его лицо было ужасной, красной маской и лишь глаза были живыми.
Рядом прогремел ещё один залп, и снова «Феникс» встряхнуло.
— Отключите драгу! — воскликнула Карлин. — Мы уже доказали, что процесс безопасен. Но сейчас… Джонни умирает!
Лоссер остановил драгу, а Харб бросился в пилотскую кабину. Карлин слышал, как тот кричал в коммуникатор:
— Контрольным крейсерам! Вызывает «Феникс»! Мы капитулируем! Прекратить обстрел! Подготовьте врача!
— Немедленно оставьте свою орбиту. Мы примем вашу капитуляцию только когда вы окажетесь за пределами короны, — последовал резкий, быстрый ответ.
Двигатели «Феникса» отчаянно взревели, пока Харб вливал энергию в приводные пластины. И вот потрёпанный корабль начал двигаться, вырываясь из могучих объятий солнечного притяжения, уходя с орбиты.
Карлин, Лоссер, все они собрались около Джонни. Подошёл освобожденный Харбом Флоринг. Офицер мрачно покачал головой.
— Никаких шансов, — сказал Росс. — Он не продержится даже до крейсера.
Джонни лежал, ничего не слыша, прерывисто дыша, глядя на них, но не видя, его обгоревшее лицо кривилось от боли. Карлин чувствовал, что слезы наворачиваются на глаза и всё расплывается как в тумане.
— Джонни, слышишь, мы это сделали! Ты сделал это! — шептал Лоссер. — Сделал возможным добычу полезных ископаемых на Солнце! Скоро сюда направятся корабли, много кораблей! Они будут добывать медь для нашей Земли!
Карлин понимал, что Лоссер пытается достучаться до затуманенного разума Джонни, пытается сказать, что тот не напрасно отдал жизнь.
Но ничего не дошло до Джонни Лэнда. Он больше не был Джонни Лэндом, он был просто живым существом, умирающим от боли, и он не чувствовал ничего, кроме боли. А потом боль ушла, и жизнь ушла вместе с ней, и лицо превратилось в вялую, пустую, ничего уже не значащую маску.