Матушка обернулась ко мнѣ.
— Ah! c'est Monsiur? промолвила она и засмѣялась, — мы знакомы… Онъ у васъ премилый и преучтивый, добавила она, взглянувъ на меня.
Эти слова, этотъ насмѣшливый взглядъ прямо относились къ моему несчастному поклону… Я бы, кажется, въ эту минуту съ радостію провалился сквозь землю, — и съ нею вмѣстѣ! Никого въ мірѣ не ненавидѣлъ я такъ, какъ ее въ эту минуту.
— Вотъ моя карета, возгласилъ генералъ. — Не угодно ли, сударыни? Она четверомѣстная. Сестрица, Софья Михайловна. Анна Васильевна, прошу. Да гдѣ же ваши барышни? я ихъ не вижу.
— Онѣ поѣхали всѣ въ линейкѣ, съ англичанкой, закричалъ въ отвѣтъ бѣжавшій изъ-за ограды и запыхавшійся Ѳома Богдановичъ; — я ихъ вывелъ другими дверями. Поѣзжай, Ганна, принимать дорогихъ гостей: и васъ прошу, говорилъ онъ суетливо дамамъ, едва переводя духъ и усаживая ихъ въ карету, — а мы съ его превосходительствомъ въ коляскѣ, а дѣти…
— Мы пѣшкомъ пойдемъ, возразилъ Саша, — всѣ вмѣстѣ пойдемъ.
Вокругъ него собрались уже всѣ наши товарищи. Все это кричало, прыгало, обнималось, хохотало.
— Орда! забасилъ весело генералъ и отправился съ Ѳомой Богдановичемъ въ коляскѣ.
Толпа гостей потянулась за ними. Одинъ гусарскій офицеръ, мой врагъ, не пошелъ за прочими.
— Здравствуйте, мой юный другъ, сказалъ онъ, протягивая руку кудрявому мальчику, котораго звали Васей: — какъ вы себя чувствуете послѣ дороги?
— Здравствуйте, отвѣчалъ ему холодно Вася, не глядя на него и не подавая ему руки, такъ что тотъ долженъ былъ, въ немалому моему удовольствію, довольно неловко опустить свою руку.
Саша Рындинъ нахмурился и съ неудовольствіемъ посмотрѣлъ на Васю.
— Вы пойдете съ нами, Эдуардъ Карлычъ, сказалъ онъ живо офицеру, который крутилъ усы и улыбался какою-то недоброю усмѣшкой. — Насъ много, мы пойдемъ справа по шести, а вы будете нашимъ эскадроннымъ командиромъ. Хотите?
— Гдѣ мнѣ, старику, съ вами справиться! отвѣчалъ гусаръ, сверкнувъ бѣлыми зубами, которые показались мнѣ остры, какъ у щуки. — Благодарю за честь. У меня есть здѣсь какая-то таратайка.
Онъ приложилъ руку въ шляпѣ, надъ которою развѣвался щегольски по вѣтру длинный бѣлый султанъ, и пошелъ за ограду, гремя своею круглою и сверкающей саблей.
— Зачѣмъ ты ему руки не подалъ? спросилъ Саша, только-что офицеръ отошелъ отъ насъ.
— Я его не люблю, отвѣчалъ Вася, подымая свои большіе глаза на Рындина.
— Вотъ на! Это почему?
— Не люблю, повторилъ мальчикъ. И глаза его потускнѣли.
Меня такъ и подмывало кинуться ему на шею.
— Почему? я тебя спрашиваю! настаивалъ Саша.
— Каждый воленъ любить, кого хочетъ, сказалъ глубокомысленно Петя Золоторенко, извѣстный между нами своимъ безпристрастіемъ.
— У него недоброе лицо, у твоего гусара, добавилъ я.
— Все глупости! закричалъ Саша, топая ногой. — Онъ молодецъ собой и отличный офицеръ, на Кавказѣ отличался, а вы молокососы и ничего не понимаете, вотъ что!
— У! яки дурный генералъ! завизжалъ вдругъ пронзительнымъ голосомъ маленькій Опицкій и неожиданно съ налета вскочилъ ему прямо на плечи.
Саша весь побагровѣлъ, сдернулъ его съ себя одною рукой, а другою принялся бить его немилосерднымъ образомъ.
— Саша! вскрикнулъ задрожавъ Вася и кинулся къ нему.
Но Рындинъ ничего не слушалъ. Мы едва могли общими силами вырвать Опицкаго изъ его рукъ. Неисправимый шалунъ едва всталъ на ноги, весь помятый и исцарапанный, высунулъ языкъ и, потрясая худенькимъ кулачкомъ. закричалъ Сашѣ:
— Погоди, москаль! дай мнѣ вырости!
— Ребенка! безсильнаго! говорилъ Вася тихо. Саша качнулъ головой.
Ему стало совѣстно.
— Другой разъ не будешь! проговорилъ онъ еще дрожащимъ голосомъ, но уже безъ всякаго гнѣва.
— Сломить тебѣ когда-нибудь голову! замѣтилъ Опицкому Жабинъ въ видѣ наставленія.
— Что жь! И сломаю, возразилъ онъ не задумавшись.
Онъ точно сломилъ ее нѣсколько лѣтъ спустя, подъ солдатскою фуражкой, въ глубокомъ ущельи Чечни…
Саша былъ еще весь взволнованъ и притомъ замѣтно не доволенъ собой. Онъ повернулся и молча пошелъ по направленію дома.
Всѣ двинулись за нимъ.
Опицкій уже скакалъ на одной ножкѣ.
— Какой безстрашный, сказалъ мнѣ Вася, глядя на него:- я такого еще не встрѣчалъ.
— И Саша безстрашный, замѣтилъ я. — Онъ ничего не боится; и добрый. только вспыльчивъ. A Опицкій извѣстный забіяка.
— Да, сказалъ Вася, — Сашу ужь такъ воспитывали. У него отецъ самъ такой… рубака, домолвилъ онъ.
— И у Опицкаго тоже, сказалъ я:- отецъ его Саррагоссу бралъ, знаете, въ Испаніи есть такой городъ?