— Женитьба не входит в мои намерения, мадемуазель. Но если б это и произошло, думаю: первый любовный опыт, совместно пережитый мужем и женой, только крепче связал бы такой брак. Никакая подпорка не окажется лишней для здания, которому со всех сторон грозят опасности.
Лилия отшатнулась в отвращении.
— Очень мрачная картина. Пожалуй, такое здание долго не простоит. Но что за опасности, по-вашему, угрожают браку двух людей?
— Бедность и угнетенность, мадемуазель. Но еще хуже для людей, живущих бок о бок долгие годы, опасность потерять самих себя в суете семейной жизни. Так страшно оказаться навечно связанным, лишиться свободы, гордости, возможности принимать самостоятельные решения!
— То есть оказаться господином или рабом? — Лилия отодвинулась еще дальше, ее глаза сердито сверкали.
А Грегори снова пробрала дрожь. Надо признать: эта девушка в гневе казалась столь же прекрасной, как и в любви. А уж когда оба чувства присутствовали одновременно, сопротивляться было бесполезно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Совершенно верно, — кивнул Грегори. — Но уверяю вас, мне доводилось видеть немало людей, преодолевших все препоны и построивших вполне надежный совместный дом. В нем они были укрыты от всех опасностей и, кроме того, приобретали не меньше, чем теряли. Однако в ходе строительства приходилось использовать все подпорки, все связи, чтоб оградить свое детище от враждебности окружающего мира.
— И где вы набрались подобных воззрений? — настойчиво поинтересовалась Лилия.
— У знакомых монахов.
— Ну так и отправляйтесь к своим монахам! В самом деле, их стерильные кельи — самое подходящее место для человека, способного так основательно развеять романтическое настроение дамы! Убирайтесь туда и сожалейте об этом дне до конца жизни, потому что сегодня вы упустили свой самый лучший шанс! — С этими словами девушка развернулась на каблуках и зашагала прочь.
Спустя несколько секунд она уже скрылась за поворотом.
Еще десять минут Грегори стоял неподвижно. Затем, убедившись, что Лилия не вернется, позволил себе опуститься на землю. Он прислонился спиной к дубу, пытаясь унять дрожь и справиться с той бурей чувств, которые разбередила в нем девушка. Он говорил себе, что наслаждения, обещанные Лилией, — не более чем несбыточные мечты, а ее чувственность — уловки искусной проекции. Все это было иллюзией! Но какая-то его часть восставала, не желая расставаться с этим призраком.
Грегори очень встревожил тот факт, что девушке удалось разбудить в нем желания, которые обычно успешно подавлялись или направлялись в безопасное русло. При этом он не мог не подивиться иронии судьбы: дело обернулось так, что Морага расшибалась в лепешку в своих стараниях активизировать его сексуальность, хотя изначальная установка была прямо противоположная. Ведь если б его просто оставили в покое, он, скорее всего, остался бы убежденным холостяком, прозябающим в обществе любимых книг и не мечтающим о женской любви.
В настоящий момент, однако, он не был уверен в правильности такого выбора. Теперь, когда цель его путешествия — препровождение Мораги в Раннимид на суд королевских ведьм — была почти достигнута, Грегори начали одолевать сомнения. Он чувствовал, что почти готов влюбиться и мечтать о браке, подобно тысячам мужчин до него. Внутренний голос предательски нашептывал ему о радостях семейной жизни, более предпочтительных, чем одинокое существование. Это манидо, но и пугало юношу, ведь речь шла о материях, знакомых ему лишь понаслышке. Надежды на любовь и счастье вполне могли оказаться пустыми химерами, погоня за которыми поглотила бы все его время и энергию! Обычно, столкнувшись с проблемой, Грегори полагался на собственный интеллект и опыт, но сейчас он оказался в тупике.
Ртуть ехала ко двору верхом в сопровождении пяти женщин-воительниц. Все они были одеты в мужские штаны и камзолы из плотной ткани, не пренебрегли также кирасами и поножами — это была уступка Джеффри. Тот был настолько озабочен безопасностью своей невесты, что никуда не отпускал ее без оружия и доспехов, защищающих в пути светлую кожу девушки от шипов и терний. Таская на себе все это железо, Ртуть не роптала: она ценила свободу передвижения наряду со свидетельствами любви и заботы ее жениха. Кроме того, нехотя признавала девушка, путешествовать верхом куда удобнее в штанах, чем с голыми коленками.
Увидев спешащую ей навстречу Корделию, Ртуть нахмурилась.
— Ну, и где же шляется ваш драгоценный братец? — спешиваясь, спросила она. Затем, вспомнив о хороших манерах, добавила:
— Приветствую вас, леди.
— Я также приветствую вас, леди-воительница! — Корделия остановилась перед будущей родственницей и перевела дух.
— Ваш жених отбыл в обществе моего, или, вернее, — наоборот: мой жених уехал с вашим! — она коснулась руки Ртути. — Омойте лицо свое от дорожной пыли и приходите в сад. Мы выпьем вина, и я расскажу вам, как обстоят дела.
Продолжая хмуриться. Ртуть обернулась к своим спутницам:
— Отдыхайте, пока есть такая возможность, леди.
Не исключено, что вскоре мы снова двинемся в путь.
Четверть часа спустя она сидела рядом с Корделией — умытая, надушенная, в пышном шелковом платье. Припекало солнышко, мирная картина радовала глаз. Сад представлял собой огражденную стенами пятидесятифутовую площадку, с клумбами по бокам и фонтаном в центре. Множество цветов и фруктовых деревьев свидетельствовало о том, что садовники трудились на славу. С полдюжины их и сейчас копались в земле, пропалывая грядки и сортируя луковицы цветов.
Девушки сидели, потягивая молодое вино и обсуждая вероломство возлюбленных, которые поспешили улизнуть от дамской опеки по своим мужским делам.
Предполагалось — на защиту несчастных обиженных крестьян.
— Так, значит, они оба отправились поразвлечься? — спросила Ртуть.
— Да, и чтобы помочь девушке в беде.
— Ах, в самом деле? — недобро сверкнула глазами Ртуть. — И не подождали меня? Не очень-то учтиво с их стороны. А она хорошенькая — эта девушка?
— Весьма — когда с нее смыли дорожную пыль и грязь ее родного пепелища. Однако, думается, не это главное: наших героев подогревала возможность оказаться спасителями целой деревни.
— Ну что ж, достойная цель, — пожала плечами Ртуть. — Во всяком случае, они ведь не запретили тебе лететь следом и приглядывать за ними?
— Да нет, — не очень охотно молвила Корделия.
— Прекрасно, значит, я отдохну часок, затем снова нацеплю оружие и отправлюсь вдогонку, — Ртуть допила вино и вновь наполнила кубок.
— Не уверена, что это благоразумно, — медленно проговорила Корделия.
— Благоразумно? — нахмурилась Ртуть. — Если учитывать, что против них выступит барон и вся его шайка, принцу и Джеффри не помешает лишний меч!
— Возможно, но не забывай, что Джеффри может остановить и обезвредить противника с помощью магии, — напомнила Корделия. — Кроме того, есть шанс, что барон, при всем своем неразумии, одумается и проявит уважение к наследному принцу.
— Скорее этот олух еще больше задерет нос перед Аденом, — сверкнула глазами Ртуть на свою будущую невестку. — Во всяком случае, мы же не откажем в помощи нашим женихам только потому, что о ней никто не просил!
— Ну, я бы не стала так сильно за них беспокоиться! — пожала плечами Корделия. — Кроме того, если дело действительно примет плохой оборот, Джеффри всегда сможет меня вызвать, и я достаточно быстро перенесусь туда на моей метле. А Грегори — тот и вовсе окажется там мгновенно.
— Грегори, помнится, весьма занят, — напомнила Ртуть. — Он эскортирует эту нахалку Морагу в Раннимид.
Взгляд ее упал на седовласого садовника за спиной Корделии, и девушка спросила:
— Ну-ка, дружище, что ты там хихикаешь втихомолку? Может, поделишься с нами?
Корделия удивленно оглянулась: она тоже не видела повода для веселья.
— Как зовут вас, милейший?
— Ну как же, миледи, я — Том Садовник, — старик с улыбкой поднялся с колен и сдернул шапку.