— Ну что же, не спорю. Только Полина, по-моему, глазунью от омлета отличить не сумеет. Уж я-то это на собственном опыте познал. Но то, что она тебя так эмансипирует, одобряю. Человек должен быть прежде всего явлением общественным. Сначала для всех, потом для себя. А у многих, Надюша, это не в правилах. Скорее наоборот: и сначала и потом — все для себя.
— Вы кого же это имеете в виду? Это же ужасно, что вы говорите.
— Это я так, Надюшка, своим мыслям отвечаю.
Вечером при разговоре с Полиной он заметил:
— Ты, конечно, продолжай и дальше наставлять Надежду в смысле житейской и особенно женской мудрости, но любовь к порядку, к работе и чистой и черной не высмеивай, а то барыню воспитаем.
Полина, не очень вслушиваясь в смысл сказанного им, вдруг ошарашила его:
— Ты лучше подумай вот о чем: как с ней дальше? Скоро школу окончит. А то все шуточки да забавы: «Надька, ты настоящий помощник, Надька, ты отличный парень». А она, между прочим, настоящей девкой становится. И пора думать, что с ней и как с ней. Ты же у нас и папа и мама.
— А чего тут особенно думать? Дивчина она самостоятельная, собирается по нашей стезе идти, об архитектурном мечтает. Вот и пусть.
Полину Дмитриеву было трудно упрекнуть в чем-либо. Но только сама Полина знала истинную подоплеку этого разговора. Надя росла. Из неуклюжего подростка становилась стройной, хорошо сложенной девушкой с отличной спортивной фигурой, гривой золотисто-каштановых волос и задумчивыми серыми глазами. Увидела как-то Полина в зеркало себя и ее одновременно и невольно задумалась.
Полина была еще хороша собой, она это знала. Но знала и другое: лунный свет при солнечном блекнет. За Стрижова она была спокойна — он однолюб, щепетилен до крайности. Но современные девчонки — это особый народ. Далеко ли до греха? А Надька в Стрижове души не чает, он для нее — идеал. Слова плохого о дяде Толе при ней не скажи — чуть в драку не лезет.
Не знал этих подспудных мыслей Полины Стрижов, а если бы узнал, то не было бы предела его удивлению и гневу. Ведь только в воспаленном воображении можно о нем и Надюхе подумать такое.
Надя, конечно, тоже не догадывалась, что беспокоит Полину Дмитриевну. Да и не до этого ей было. Затеяли они всем классом двинуться на Дальний Восток. Писали письма в Хабаровск, Москву, посылали куда-то телеграммы, звонили по телефону… И добились-таки своего: уехали под Артемовск, там организовали комсомольский леспромхоз. Вернулась Надежда из дальних странствий через два года и с гордостью показала зачетную книжку студентки-заочницы.
— Ну а теперь? Будем переводиться на очный? Имеем, так сказать, полное право. Так ведь?
— Не совсем так, дорогой папа-мама. Буду продолжать учебу на заочном.
— Почему же, если не секрет?
— Зарабатывать мне пора, Анатолий Федорович. Я уже взрослая. Негоже мне за вашей широкой, хоть и такой доброй спиной жить.
Целый вечер обсуждали они эту тему, но переубедить Надю оказалось невозможно. Удивительно самостоятельным становилось это существо.
— Ладно, раз так надумала, пусть будет по-твоему. А куда же пойдешь работать?
— Пока еще не решила. Как надумаю что-либо, посоветуюсь.
Вскоре после этого разговора Стрижов был в столице у старого приятеля отца академика Пчелина. Засиделись долго. Захотелось по чашке чаю выпить. Пчелин сам стал хлопотать с заваркой.
— А что же ваш секретарь о вас не заботится?
— Замуж вышла наша Зина и отбыла за рубеж. А новую пифию кадры пока не подобрали.
— Хочешь, я порекомендую отличного секретаря?
— Ведьму какую-нибудь?
— Не скажи. Свою воспитанницу. Замечательный парень, то есть девка, конечно. Да ты ее видел как-то у нас, мы же соседи.
— Помнится, прыгала пигалица какая-то.
— Подросла уже. И по нашей стезе идет. В архитектурном учится. Полезно ей будет около вас ума поднабраться.
— А не боишься ее под мое начало отдать?
— Не столько на вас надеюсь, сколько на нее.
— Ну и нахал. Ладно, присылай завтра, посмотрю… Но если фифочка какая-нибудь, не обессудь, не возьму.
— Да вы с ходу влюбитесь в Надежду, даю слово.
— Ладно-ладно. Не суди о других по собственным порокам. Ошибиться можно.
Возвратившись в Приозерск, Стрижов рассказал Наде о своем разговоре с Пчелиным. Но предложение это Надя решительно отвергла.
— Не подойдет, Анатолий Федорович. К академику — очень уж ответственно. Да и где я там в столице жить буду? Опять же и вас с Полиной Дмитриевной оставлять нельзя. Вы без меня обязательно поссоритесь. А на работу я уже устроилась. И притом в вашем же институте. Так что мы с вами теперь не только соседи, но и коллеги.