В этом его убедило и последнее совещание с проектировщиками. К разработке промзоны пока не приступали, и весомых кандидатур на эту часть проекта не было. После совещания Шуруев, оставив у себя Круглого, вновь завел разговор о Стрижове. Глеб Борисович, однако, упорствовал:
— И так из-за этого Стрижова мы все нервы истрепали, а вы опять о нем.
Этот разговор, затеянный Шуруевым, был неприятен еще и тем, что всколыхнул в душе Круглого то, что его занимало последнее время — холодность и отчужденность Полины. После ухода от мужа она, вопреки ожидаемому, круто изменилась и по отношению к Глебу Борисовичу, стала какой-то колючей, резкой, не шла ни на какие контакты.
— Оставьте вы этого Стрижова в покое, — сказал с раздражением Круглый. — Он сейчас умолк, притих, а тут опять возомнит о себе черт те что, новую бучу поднимет. Что же касается сведений о каких-то там закорючках, в Госстрое возникших, то пусть они нам их расскажут и покажут. Тоже мне гении. Докажем, что мы тоже не лыком шиты. Стрижов нам ни к чему.
Шуруев спорить не стал, хотя и не был полностью согласен с Круглым, но решил довести свой замысел до конца.
Распорядившись, чтобы к нему пригласили Полину Дмитриевну, он задумался, как говорить с ней? В институте все уже знали, что она ушла от Стрижова и живет у какой-то подруги. Их разрыв связывали с Круглым, его давними и настойчивыми ухаживаниями за Полиной. После юбилейного празднества на даче Круглого у Вадима Семеновича к ним обоим возникло какое-то недоброжелательное чувство. Он скрывал его, но как-то не выдержал и дал понять это Круглому. Тот все свел к грубоватой шутке в том смысле, что и он, мол, когда ему перевалит за шестьдесят, будет строжайше блюсти нравственность. Одним словом, Вадиму Семеновичу было неприятно встречаться с Полиной, да еще по столь щекотливому поводу. Но что было делать? Разговор в Госстрое и обкоме в отличие от Круглого его серьезно обеспокоил.
Тревожило Вадима Семеновича и положение Стрижова в институте. Хорошо еще, что он не послушал неких не в меру усердных советчиков и не подписал приказ о его увольнении. А проект такого приказа был готов. Реакция Стрижова на это была на редкость спокойной.
— Зря Шуруев закручивает так круто. Приказ незаконный, и суд заставит его отменить. Но дело, конечно, директора, пусть подписывает.
Когда Шуруев узнал об этих словах, он не удержался и кряхтя проворчал:
— Умный черт, ничего не скажешь. — И приказ вернул не подписанным.
На работу Стрижов выходил регулярно, вешал табель, что-то там делал за своим столом. Но что он мог делать, когда все сотрудники группы были уже переведены к Круглому и все проектные разработки, кроме Левобережья, временно приостановлены.
Все это беспокоило Вадима Семеновича. Из сознания не уходила какая-то раздражающая и гнетущая досада. Наконец он решил твердо: со Стрижовым надо как-то иначе… Тогда-то и пришла мысль отправить к нему его собственную супругу. Начнут с обсуждения институтских дел, а там, глядишь, и до своих доберутся. Может, даже не одно доброе дело сделаем. Сейчас, перед встречей с Полиной, эта мысль вдохновила Шуруева, и он, повеселевший, повел свой разговор без особых предисловий:
— Полина Дмитриевна, вам ответственное дипломатическое поручение.
Полина насторожилась, хотя пока не догадывалась, о чем пойдет речь.
— Как у вас с Анатолием Федоровичем? Отношения не наладились? Все еще холодная война?
Полина удивленно взглянула на Шуруева:
— Примирения, как мне кажется, не будет.
— И все-таки, Полина Дмитриевна, вам надо встретиться с ним. Нужно, чтобы Стрижов вошел в бригаду по Левобережью. Очень нужно.
— Но он ведь категорически отказался. Вы это знаете.
— Знаю, но надо. И для проекта надо, и вообще.
— Боитесь, что будет мешать? Но ему с вами не управиться.
— Береженого и бог бережет, Полина Дмитриевна. И потом, нам и малые тучки над Левобережьем нежелательны.
— Чего же все-таки хотите от меня?
— Убедить Анатолия Федоровича войти в состав комплексной проектной бригады по застройке. А мы все забудем и все простим.
Полина задумалась.
— Ну что же, — со вздохом проговорила через минуту она. — Поручение не из приятных… Но раз вы настаиваете, раз надо — попробую. За успех, однако, не ручаюсь.