— Что вы, что вы. О неуспехе и слушать не хочу. Я очень надеюсь на эту вашу встречу.
Полина понимала, что рано или поздно, а встретиться им со Стрижовым придется. Так или иначе, но поручение Шуруева облегчало ее положение, придавало ее поездке к супругу какой-то более обоснованный, более оправданный характер. Не на поклон, не мириться еду, а по делу. Хотя где-то в глубине души она и не исключала возможности их примирения. Во всяком случае, эта мысль в последнее время неприязненного отношения у нее не вызывала.
— Посмотрим, как он там без меня. Может, поумнел за это время, может, научился понимать жизнь в ее реальных проявлениях?
…Когда вошли в комнату, Полина невольно отметила и чистоту и порядок. Только теперь чертежи заполонили все полки, столы и стулья. Полина усмехнулась, заметив это.
— Совсем, гляжу, утонул в своих прожектах. Привычки не меняются.
— Ну где уж теперь, староват я для других привычек.
— Великие и мудрые говорят, что учиться никогда не поздно.
— Возможно, у них это получалось. На то они великие и мудрые.
После небольшой паузы Полина проговорила:
— Как себя чувствуешь? Архитектурный совет из памяти не выветрился? Синяки-то зажили? Все произошло, как я и говорила, как и следовало ожидать. Пошел, как говорится, по шерсть, а воротился стриженым.
— Да, все было проведено как по писаному. Но вы там не очень-то обольщайтесь.
— Собираешься продолжать бузу? Зря, между прочим. Только себе вредишь. Кончится тем, что работу искать придется. А с такой репутацией куда пойдешь?
— Была бы шея, хомут найдется. — Он показал на чертежный стол. — Вот… Задумка подходит к концу. Все-таки сферический безопорный корпус, кажется, получается. А что касается увольнения из института… Ну что ж, это дело на совести Шуруева и Круглого. Пусть решают. Только от этого их «СКП-10» лучше не станет.
Оба помолчали. Стрижов спросил:
— Может, кофе хочешь?
— Ну что ж, давай выпьем кофе.
Стрижов метнулся на кухню, а Полина подошла к окну, долго смотрела на улицу. Она почувствовала сейчас: чужая здесь, исчезло что-то из их жизни такое, что вернуть уже невозможно.
«Сидит тут, корпит над каким-то мифическим, никому не нужным проектом и не хочет заняться нормальным, реальным делом. Чушь какая-то, — сердито подумала она. — Как его вытащить? Как?»
Стрижов вошел с чайником, с двумя кофейными чашками.
— Молока только не купил еще. Извини.
— Плохо, выходит, живешь, коль даже молока нет.
— Ну почему такой вывод? Живу, как жил. Конечно, похуже, чем за жинкой, но…
— Знаешь, Стрижов, давай-ка поговорим серьезно. Твои дела меня тоже пока касаются. Или ты этого не считаешь? Все донимаешь своими чувствами, вернуться уговариваешь, а сам…
— Что сам?
— Делаешь глупости.
— Ты имеешь в виду архитектурный совет? Но при чем тут…
— Не притворяйся. Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Имей в виду, пока еще все можно уладить. Руководство еще раз предлагает тебе войти в основной авторский состав.
— За какие же это заслуги?
— Мне это обещано, понимаешь, мне.
— А тебе за какие?
Полина нервно повернула к нему голову:
— Что ты этим хочешь сказать?
Стрижов и сам понял, что получилось грубо. Он мягко проговорил:
— Извини, Полина, ничего плохого. Но я не понимаю… Ты что — пришла… мирить меня с ними? А я-то думал…
— А ты думал, что я приду и… прямо в кровать?
— Полина!
— Что Полина? Что? Ты думаешь, только тебе тяжело? Мне ведь тоже… Я хочу… как лучше. Тебе… нам…
— Спасибо, если так. Только… в упряжку к Круглому я не пойду. Да и не надо. В разные стороны будем тянуть.
— Но почему? Почему? Ты можешь мне это объяснить? Вразумительно, по-людски.
— Полина, — просительно и страдальчески морщась, проговорил Стрижов, — ты же это прекрасно знаешь.
— Ну конечно. Гордость тебе не позволяет. Самолюбие. Переоцениваешь ты себя. Все — бездари, один ты — талант. Не забывай, что я тоже кое в чем разбираюсь. И если других слушать не хочешь, то хоть меня-то послушай.
— Насчет самолюбия, гордости, переоценки — это ты зря. Все это не так. Просто мне претят нечестные дела. В этом все дело. И я не понимаю, как ты, архитектор, могла говорить такое на совете? Ты же не можешь не понимать, что и модернизированный «СКП-10» — перелицовка старья. Такие предложения могли проходить пятнадцать — двадцать лет назад, а не сейчас.
— А какая тебе разница, какие дома здесь будут стоять? Надеюсь, нам-то в них жить не придется.
— Возможно, и не придется. Но рассуждать так… Извини, но это ужасно. Откуда у тебя эта обывательская философия? Ты же в комсомоле была, институт кончила…