— Хочешь лекцию мне прочесть? Не советую. Я пришла помочь тебе, с открытой душой. А ты…
— Помочь? Чем же? Приглашением в корпорацию Круглого? Видимо, неважно идут дела в вашей мощной шеренге.
Полина встала со стула, нервно закурила сигарету.
— Слушай, Анатолий. Неужели тебе не ясно, что ты проиграл? Во всем. Пойми, время безнадежных идеалистов давно прошло. Все за правду ратуешь, все в принципы играешь, а сам… Что ты значишь? Чего добился? С работы гонят, живешь в конуре… От получки до получки едва концы с концами сводишь…
— Зато честно живу.
— Оставь, надоело. Все это я слышала, и не раз.
— Могу повторить вновь. Нечестно добытый кусок мне в горло не полезет. А вот ты… Ты — меня пугаешь. То ли я так и не распознал тебя, то ли другая ты стала.
— В чем ты меня можешь упрекнуть? Лучше жить хочу? Да, хочу. Быть хорошо одетой? Да, хочу. Каракулевую шубу хочу сшить, о норковой мечтаю. В Париже, Риме, Вене хочу побывать. Хочу, хочу.
— Удивительное дело, — глухо заметил Стрижов, — десять лет прожили — теперь вижу: разные мы люди. Психологическая несовместимость.
— Да, разные. Согласна с тобой… Ты со своей ура-принципиальностью и идейностью так и будешь в латаных штанах ходить. А жена — в стеганке. Вот Глеб…
Стрижов зажмурился, как от удара.
— Хватит о Глебе.
— А почему хватит? Ты просто завидуешь ему. Да, да, завидуешь!
— Довольно, я сказал.
Но Полина уже еле владела собой, с вызовом она повторила свой вопрос:
— А почему, собственно?
— А потому, что тебе давно следовало бы сделать выбор.
Полина гордо вскинула голову, насмешливо улыбнулась.
— Да? Спасибо за совет. Но ты можешь успокоиться — я его уже сделала.
— Ты пришла, чтобы сказать мне об этом? Что ж. Поздравляю.
— Но ты, я вижу, не очень-то обеспокоен моим сообщением. Может, потому, что я была права насчет воспитанницы? Рядом ведь, под боком. Немудрено. — Полина внутренне и сама удивилась этим внезапно сказанным злым словам. Эта мысль всерьез ее никогда не занимала, и если она и возникала порой, то Полина отбрасывала ее как вздорную. Но сейчас такое предположение показалось ей вполне логичным. А почему бы и нет? Ведь Надька-то в нем души не чает. Однако реакция Стрижова успокоила ее.
— Полина, ты эту глупость брось повторять. Непорядочно это с твоей стороны. — Сказано это было с такой болью, что Полина замолчала.
Оба почувствовали, что надо остыть, успокоиться, иначе катастрофа неминуема. Но ни Анатолий, ни Полина не осознали еще того, что пропасть между ними была уже непроходимой и до катастрофы, о которой каждый из них подумал, было совсем близко.
— Так как все-таки насчет предложения Шуруева? — глуховато проговорила Полина. — Имей в виду, это его последняя попытка. Больше не будет. И не забывай: бывают ошибки, которые уже не поправишь.
Стрижов поднял голову:
— А я ответил. Спасать меня не надо. Во всей этой истории ошибаюсь — не я.
— Нет, ты неисправим. Совершенно неисправим.
— Идеалист, недотепа. Ты не раз мне говорила об этом. Вот что, Полина, давай-ка вернемся лучше к нашим баранам, давай кончать нашу ссору. Это и будет мое самой лучшей поддержкой. А? Честное слово. — Он подошел к Полине, положил ей на плечи руки. — Ну не все же у нас было плохо… Давай попробуем начать все сначала. Может быть, мы сможем… Поедем с тобой куда-нибудь на Север, в Сибирь, будем строить там промкомплекс. Честное слово, мои наброски, кажется, получаются. Ну их к чертям, этих, Шуруевых и Круглых. А, Полина?
Полина высвободила плечи.
— Немного же ты обещаешь мне.
— А что я могу еще обещать? Люблю я тебя, Полина. Очень. Не представляю, как без тебя жить буду. Но на кривые тропы не пойду. Извини, не приспособлен. Вернешься — рад буду. Все, что есть у меня, все, что мозг мой и руки вот эти честно добудут, — все домой принесу. Но и только. Ты хорошо сказала: бывают поступки, которые и хотел бы, да поздно поправлять. Вот таких поступков у меня не было и не будет. А вот ты… ты оглянись вокруг себя…
Эта последняя фраза глубоко уязвила Полину. Она нервно, взвинченно вдруг выкрикнула:
— Ты оставь свои грязные намеки!
Стрижов опешил:
— Почему ты кричишь? Я же ничего не имел в виду обидного. Просто повторил твою же мысль. Правильную мысль. Не каждую оплошность можно исправить. Да не злись ты, Полинка. Будь же, какой была. — Стрижов хотел взять ее руки.
Но Полина была вне себя.