Шуруев пристально посмотрел на нее:
— Ну и как? Анатолий Федорович не собирается перековывать мечи на орала?
— Разговор был малоприятный. Мне настойчиво внушалось, что такое профессиональная честь и… порядочность. В общем, не хочу всего рассказывать Неприятно да и неловко как-то.
— Чего он, собственно, хочет? — с недоумением проговорил Круглый. И сам тут же ответил: — По-моему, и сам не знает. Просто таким людям нравятся склока и смута сами по себе, они доставляют им удовольствие. Это удел мелких людей. Иначе кто их заметит?
Шуруев, отвечая каким-то своим мыслям, не согласился:
— Ты, Глеб Борисович, упрощаешь дело. Извини, но обида у тебя глаза застилает. Стрижов не из этого числа. Упрям, спесив. Все верно. Но бьет в одну точку. А впрочем, давайте-ка заменим тему, женщины среди нас, а мы все вокруг одного и того же толчемся.
Около одиннадцати Круглый и Полина собрались уходить. Нонна Игнатьевна уговаривала Полину остаться, но та отказалась.
— Спасибо, Нонна Игнатьевна. Вы и так меня отогрели. Спасибо вам. Поеду. А то подружка моя Людмила глаз не сомкнет, ждать будет. До станции Глеб Борисович, я надеюсь, меня проводит?
— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Круглый.
Когда Полина и Глеб Борисович ушли, Шуруев поделился с Нонной Игнатьевной:
— Вот какой вы народец, женщины. А? Поди вас разбери. Предала ведь она муженька-то своего.
— Ну какой он муж. Чужие они.
— Но все же… муж и жена.
— А ты тоже хорош. Нашел, что придумать.
— Я же с прицелом это делал-то. Думаю, может, повода не найдут, чтоб встретиться. А оно… видишь, как вышло.
— Да ты не терзайся. Ни при чем ты тут. У них давно уже все порвалось. И к лучшему. А то Глеб Борисович извелся весь.
— Тоже мне — замена. Шило на мыло. Очень уж потрепанный жених-то.
— Что это ты так о своем сподвижнике?
— Объективно, дорогая, объективно.
С тяжелым, неприятным осадком засыпал в ту ночь Шуруев, словно он был причастен к какому-то нехорошему, нечистому делу.
…Выйдя с дачи Шуруева, Глеб Борисович и Полина пошли к станции. Шли не спеша, изредка перебрасываясь малозначащими фразами.
Оба чувствовали, знали, что говорят о пустяках, что неизбежен другой, куда более значащий разговор, и когда же, как не сегодня, не сейчас его начинать? Но начинать его почему-то было трудно. Круглый возмущался тем, что Шуруев, не подумав, заставил пережить ее сегодняшние неприятности.
— Если бы я знал об этой его затее, ни за что бы ее не допустил. Вам и так нелегко, а тут такая трепка нервов.
Полина, однако, успокоила его:
— Не переживайте, Глеб. За любые ошибки, что мы совершаем, приходится платить. В том числе и за ошибки молодости. А визит к Стрижову… что ж тут особенного? Это даже хорошо, что он состоялся. Я бы, может, долго еще собиралась. А Вадим Семенович подтолкнул, ускорил. Теперь все стало предельно ясно. — Сказав это, Полина глубоко вздохнула и замолчала.
Полина говорила спокойно, но за этим спокойствием все же чувствовалось смятение, нервное напряжение, удрученность.
«Значит, она все еще любит Стрижова, — подумал Круглый. — По-прежнему думает о нем». И ему, как это было и раньше, неудержимо захотелось побороть эту ее приверженность к мужу, взять верх над старыми чувствами, освободить ее от них. Пусть поймет наконец, что они, эти прошлые чувства, лишь вериги на ногах, ненужное, громоздкое препятствие к давно тлеющим, но искусственно сдерживаемым чувствам между ней и им — Глебом Круглым.
Глеб Борисович взял Полину под руку, теснее прижал к себе и чуть глуховатым от волнения голосом заговорил:
— Полина, дорогая! Я понимаю. Старые чувства, вместе прожитые годы… Мне все-все понятно, и я тебя ни в чем не собираюсь да и не имею права упрекать. Но ты тоже должна понять… Если бы ты знала, как я мучаюсь вдали от тебя, как мне больно сознавать, что ты страдаешь, а я ничем не могу помочь… Как я ненавижу эти наши мещанские условности, которые останавливают тебя. И все-таки, Полина, дорогая моя Полина, тебе придется сделать этот шаг, придется наконец сделать свой выбор.
Полина остановилась, долго вглядывалась в лицо Круглого и напряженно, каким-то неестественным, надтреснутым голосом проговорила:
— Совсем недавно такое же решительное требование было высказано… Стрижовым. Пора наконец тебе сделать выбор — я или Глеб… Сказано было категорически…
— И что же ты ответила ему? — Круглый взял Полину за руки и, взволнованный, настороженный, ждал ответа.
— Я сказала, что этот выбор уже сделан.