Шуруев перебил его:
— Сейчас нам с вами пора садиться за стол. Глеб Борисович, вы что нас томите? Современный гость долго ждать не любит.
— Сейчас, сейчас, Вадим Семенович. Еще минута, и начинаем.
Он с Нонной Игнатьевной прилаживал к основному столу небольшой круглый столик, так как мест оказалось маловато.
— Вот, сразу видно, что женской руки в доме нет. И вообще, я не понимаю, как вы, Круглый, тут, в этих хоромах, один кукуете? С ума сойти можно, — нарочито сурово ворчала Нонна Игнатьевна.
— Без хозяйки, как известно, дом сирота, — в тон ей проговорил Шуруев.
— А что делать, если прекрасный пол нас игнорирует? — манерно развел руками именинник.
Нонна Игнатьевна погрозила ему:
— Не прибедняйтесь, не прибедняйтесь. Знаем, сколько нежных сердец по вас сохнет.
Круглый усмехнулся:
— Ну что вы, Нонна Игнатьевна, кому я нужен? Мы слишком устали, и слишком мы стары, и для этого вальса, и для этой гитары…
Шуруев, наклонившись к Круглому, стал вполголоса рассказывать ему что-то игривое.
Ромашко, видя, что ни Шуруев, ни Круглый явно не расположены сейчас к серьезному разговору, помрачнел, мысленно упрекнул себя за то, что пришел сюда. Ехал-то он с надеждой на то, что удастся серьезно и не спеша поговорить о делах. Ведь если слухи о застройке Левобережья Серебрянки и Тростникового озера верны, то есть над чем подумать и помозговать. Ромашко подошел к Сергею и Наде.
— А вы-то что такие невеселые, молодежь?
Сергей хмуро ответил:
— Все гадаем, почему мы на этом рауте оказались.
Круглый, возясь с бутылками, услышал их разговор.
— Вот тебе на́! А я-то обрадовался, что так дружно собрались. Соратники все же. В одной упряжке воз тянем.
— Мы тоже, Глеб Борисович, рады, — несколько смущенно ответил Сергей. — Но согласитесь: ваше личное торжество и вдруг — мы. Мне даже подумалось такое: может, вы с Вадимом Семеновичем нашими эскизами заинтересовались?
— Тем более что наброски неплохие. Глеб Борисович, ей-богу неплохие, — поддержал Сергея Ромашко.
— О, и ты, Брут, — поднял руки Круглый. — Вы явно хотите мои именины превратить в архитектурный совет. Садитесь-ка лучше к столу и на шашлык налягте. Поэма, а не шашлык.
— Неужели все это сам? — разглядывая стол и дымящиеся яства, удивленно спросил Ромашко. — Не знал, что такое можешь…
— Память коротка. А чьи шашлыки ты в Завидове, в студенческом лагере, трескал? Думаешь, из «Гранд-отеля» привозили? Глеб Круглый жарил.
— Понимаешь, там так мало доставалось, что не ощутил, не запомнил.
— Не прибедняйся. Тебе как комсоргу всегда побольше подбрасывали. Да еще твоя Лариса следила, чтобы не дай бог ее Митю не обидели. Кстати, ты что ее не привез? Почему от друзей прячешь?
— Не догадался взять с собой, Глеб Борисович. Извини.
Надя с улыбкой проговорила:
— Так-так, Дмитрий Иванович. Выходит, вы не такой уж простак.
— Вы это о чем, Надюша?
— По поводу завидовских шашлыков.
— Врет он. Не слушайте. Сам с девчонками все лучшее съедал, а нам ошметки доставались.
Круглый между тем, обращаясь ко всем гостям, шумел:
— Товарищи, товарищи, прошу к столу. Нонна Игнатьевна, Вадим Семенович, ну, прошу же, пожалуйста.
Когда все расселись, он все так же шумно спросил:
— Кому поручим возглавить?
— Шефу. Вадиму Семеновичу, — раздались голоса. Шуруев встал, поклонился.
— Что ж, спасибо, друзья, спасибо. Взвалим на себя и это бремя. Но учтите: власть тамады неограниченная. Итак, у Глеба Борисовича сегодня особый день. Полвека. Чудесная дата. Наши пожелания? Минимум — еще столько же лет вам здравствовать, Глеб Борисович. И жить так же ярко и полно, чтобы вы и дальше радовали нас своими замечательными творениями. За здоровье выдающегося зодчего Глеба Борисовича Круглого.
Ромашко, чокаясь с Круглым, глуховато буркнул:
— За то, чтобы ты был лучше, старик.
— Чтобы был еще лучше?
— Лучше…
— А я, Глеб, за тебя вот так. — Нонна Игнатьевна обняла Круглого, смачно его поцеловала. И, повернувшись к Полине и Наде, хохотнула: — Советую следовать моему примеру. Жизнь коротка, лови ее мгновенья, как любит говорить наш юбиляр.
Покраснев, поцеловала Круглого и Полина.
— Будьте счастливы, Глеб.
Круглый, кокетничая, паясничал:
— Спасибо, девоньки, спасибо. Только как бы мужчины мне бока сегодня не намяли.
Шуруев его успокоил:
— Не трусь. Не тронем. Если, конечно, будете соблюдать границы.
— Ревность, как утверждают психологи, пережиток проклятого прошлого. У друзей должно быть все общее. — Сергей сказал это, ни на кого не глядя. Но услышали его все, раздался смех. Полина суховато заметила: