Самонадеянная молодость оказалась на сей раз ближе к истине, чем многоопытная старость. Стало известно, что лауреат вынужден был переделать свой проект. В Приозерск никто не нагрянул, а многие из тех, кто считал Ромашко совсем уж рохлей, должны были изменить мнение о нем. Но после этого «взлета» Дмитрий Иванович продолжал оставаться тем же молчаливым, незаметным Ромашко, одним из средних архитекторов Облгражданстройпроекта.
В Приозерске Дмитрий Иванович работал уже добрый десяток лет. Во многих сооружениях, что были построены в городе, использовались целые его узлы и конструкции, но об этом мало кто знал, кроме институтских работников. Правда, несколько лет назад в столице республики выросло довольно заметное здание политехнического института. Дмитрий Иванович был членом авторской бригады. Проект выдвинули на республиканскую премию. И хотя премию в итоге не дали, отношение в институте к Дмитрию Ивановичу после этого несколько изменилось. Стали поручать более серьезные застройки, а вскоре назначили руководителем бригады по разработке проекта жилого поселка для одного из городов области. Работа была не очень объемная и не очень сложная, основную ее часть Ромашко взвалил на себя. Довольно скоро она была завершена и без особых задержек одобрена и принята заказчиком. Тогда Ромашко и пришел к Шуруеву со своим предложением — поручить его группе разработку типового проекта недорогого жилого дома для городских микрорайонов.
— Можно сделать очень даже неплохой домишко, и довольно веселый, — заверял он. О предстоящей застройке Левобережья Ромашко, конечно, знал, но на такое дело и не помышлял замахиваться, тем более что за ним стояли сам Шуруев и Круглый.
Так как разработка типовых проектов для массового строительства предусматривалась в производственных планах института, Шуруев сначала благосклонно отнесся к просьбе Ромашко и разрешил заняться типовым проектом. Но предупредил, что в случае получения институтом каких-либо других более важных поручений группа будет переброшена на них. Таких поручений вскоре оказалось немало, и работа над проектом «недорогого жилого здания с веселым видом» почти прекратилась. О ней даже как-то подзабыли, не упоминали ни на производственных совещаниях, ни на архитектурных советах. Ромашко, однако, своей задумки не оставлял и толкался со своим замыслом то к Шуруеву, то к Круглому, то еще к кому-нибудь.
Шуруев долго не мог взять в толк, чего, собственно, хочет Дмитрий Иванович?
— Не знаю, что можно еще придумать, какие еще решения можно найти, когда панели и все остальные изделия делаются для определенного типа домов. Все их параметры, размеры, конфигурация, назначение — все задано проектом этого дома. Ну что тут можно намудрить? Поменять местами пол и потолок?
— Уверяю вас, может быть не один и не два, а несколько вариантов зданий. Но для этого я должен располагать продукцией не одного, а всех трех приозерских домостроительных комбинатов. Почему нас все упрекают за скуку и монотонность новых застроек? Да потому, что ДСК гонят утвержденную модель, одну и ту же, одну и ту же. А я хочу, чтобы из того же ассортимента деталей собирали различные типы домов. Уверяю вас, что на базе наших ДСК можно скомпоновать три-четыре вполне современных дома. Это позволит довольно основательно разнообразить застраиваемые районы.
Шуруев наконец-то уловил, усек, как он сам выразился, суть дела. В чем-то он даже был согласен с Дмитрием Ивановичем.
«Дома мы ставим действительно однотипные, маловыразительные, — подумал Вадим Семенович. — Все «под одну гребенку». А почему? Да потому, что определяющим фактором стали не архитектурные требования, а технология производства сборных элементов. Товарищ Ромашко хочет, чтобы архитектурные требования были поставлены на ведущее место. Конечно, если мы хотим иметь не унылое стереотипное железобетонное клише, а настоящие архитектурные ансамбли, на этот путь надо идти. Но время для этого еще не приспело. Жилья нужно много, нужно оно быстро, и придется пока товарищу Ромашко со своими идеями подождать».
Он мягко, но настойчиво стал объяснять это Дмитрию Ивановичу. Тот слушал молча, терпеливо. И задорный огонек, только что горевший в глазах, потух. Когда Шуруев кончил, он глуховато спросил:
— Вадим Семенович, ответьте мне прямо: вы лично против такого замысла?
— Я? Да, пока против. И не только я, против будут и многие другие. В том числе и те, кто повыше нас.
Ромашко вздохнул.
— Спасибо вам за ясный ответ.
Этот разговор с Шуруевым расхолодил его. Вечером он изливал Стрижову свою душу.