— Не надо ссориться, будьте мужчинами. Я не хочу, чтобы черная кошка…
— Верно, Полина права, — подхватил ее мысль Круглый, — не будем ворошить прошлое. Даже худой мир лучше доброй ссоры. Может, зайдешь к нам? Друзья ведь обид не помнят.
— Так то — друзья, — ответил Стрижов.
— А ты все такой же…
— Да. Не хуже и не лучше.
Полина обратилась к Круглому:
— Иди, Глеб, к гостям. Я сейчас. Мне надо кое-что сказать Анатолию.
Круглый с готовностью согласился:
— Иду-иду. Посекретничайте малость. Я человек современный, и такой пережиток, как ревность, мне чужд.
Когда за Круглым закрылась дверь, Полина глуховато, с трудом сдерживая волнение, спросила:
— Тебя действительно можно поздравить? Столько говорят о твоем комплексе, столько пишут!
— Спасибо.
— Ты… очень обижен, Анатолий?
— Не надо об этом… — сухо и мрачно попросил Стрижов. — Лучше скажи, как ты? Счастлива?
Полина отвела взгляд, вздохнула.
— Счастье, счастье. Если бы знать, что это такое. Не каждому, видно, оно положено.
— Ну, что это такое — ты всегда знала: представление о счастье у тебя было предельно ясным. Так что оно должно быть теперь полным.
— А ты жесток, оказывается. Обида все еще жива?
Стрижов вздохнул.
— Нет, Полина. Нет. Обиды и зла я на тебя не держу. Я долго и мучительно приучал себя к этой мысли… Важно, чтобы тебе было хорошо. Я не мог сделать твою жизнь полной, такой, какой ты хотела. Значит, и мешать не должен.
— Эх, Стриж… Стриж… — тихо, с глубокой затаенной болью проговорила Полина. Затем, после долгой паузы, спросила: — Так к нам не зайдешь?
— Нет. Конечно, нет.
— Но бывает же, когда люди и в подобных обстоятельствах сохраняют знакомство, иногда и дружбу.
— Не знаю… Может, и бывает. Но я так не умею.
Говорить стало не о чем, и оба почувствовали это.
Полина нерешительно произнесла:
— Пойду в зал. Ты придешь туда?
— Я… потом, позже…
Полина постояла еще некоторое время, ожидая еще каких-то слов, но Стрижов молчал, и она торопливо пошла в зал. Стрижов же подошел к окну и долго стоял там в мрачной задумчивости. Эта неожиданная встреча всколыхнула в душе тяжкий, гнетущий осадок. Не хотелось ему ворошить прошлое, оно же сейчас непрошено всплыло вновь. И не те, прежние чувства к Полине очнулись в нем, нет, они исчезли за эти годы бесповоротно и навсегда. Но встреча эта вызвала острое чувство досады и ненужно щемящей тоски. Он уже корил себя за согласие, данное Пчелину приехать сюда.
Потом подумалось: «А почему, собственно? Приозерск — твоя родина, и не сюда ли ты рвался отовсюду, как бы хорошо там ни было? И со своим прошлым ты неизбежно должен был встретиться, не сегодня, так завтра. И пусть какие-то встречи принесут тебе боль и досаду, другие же принесут радость. Вон там, кажется, Ромашко, с ним Коваленко. Их просто-напросто до чертиков приятно увидеть. А вон Вадим Семенович».
Шуруев, увидев Стрижова, стал энергично проталкиваться к нему сквозь толпу гостей. Встретились они бурно и радушно, словно и не было меж ними пусть давних, но отчаянных схваток. Шуруев не давал Анатолию вымолвить ни слова:
— Ну как ты там? Читал, наслышан о твоих успехах, но все равно жду тебя с подробным докладом. А у нас-то видел, что наворочено? Застройку-то посмотрел? Не хуже, не хуже, чем у москвичей, верно ведь? Не зря же вон вся Европа в Приозерск пожаловала? А? Нет, все-таки получилось, получилось Левобережье. Ты в этой симфонии тоже кое-какую ноту сыграл. Я бы сказал, даже довольно громкую ноту. К нам-то надолго? В командировку? Насовсем? Оседай, дорогой, теперь у нас, дел — по самую завязку. Хватит по дальним краям шастать.
— Пока ненадолго. На симпозиум.
— Знаю, знаю. Твой доклад все поедем послушать.
Вадим Семенович хотел продолжить разговор, но подплыла Нонна Игнатьевна. Она сияюще улыбнулась Стрижову:
— Кого видим! Анатолий Федорович! Когда ждать у нас? Обязательно, обязательно. Отговорок не принимаем. — И, не ожидая ответа, утащила Вадима Семеновича к гостям.
Это было очень кстати, так как Стрижов увидел Надю и тут же стал пробираться к ней. Она же, занятая хлопотами с гостями, не сразу заметила его. Когда же увидела, от волнения прислонилась к косяку двери и с трудом уняла охватившую ее нервную дрожь.
— Здравствуй, Надюша.
Она подняла на Стрижова полные боли и тревожного ожидания глаза и чуть слышно ответила:
— Здравствуйте, Анатолий Федорович.
— Какая же ты стала…
— Какая? Все такая же.
— Ну не скажи. Красивее, взрослее, солиднее.