Она позволила ему держать себя за руку, отчасти из-за вопроса безопасности — разбиться и потерять друг друга в толпе было довольно просто. Но никогда ещё так комфортно её ладонь не находилась в чьих-то крепких и уверенных руках. Улыбка почти не сходила с лица девушки, и она даже смеялась над абсолютно дурацкими шутками Лисицына. Всё же она была благодарна ему за то, что он-таки уговорил её сменить форму на что-то более повседневное. Тёплый ветер трепал распущенные волосы и подол платья, но Соколова и не помнила, когда в последний раз она ощущала себя настолько лёгкой, почти воздушной, способной порхать, ловко взлетая на поребрики. Лет в шестнадцать? В первый раз влюбившись? В этот момент она смотрела на мир не придирчивым взглядом майора, без необходимости подмечать каждую деталь отдельно, нарочно запрятанную преступником в надежде скрыть истину, без привычной тяжести от кобуры на поясе и ощущения удостоверения в кармане. Она…нет, они — просто пара, которая может позволить себе прогуляться в разгар рабочей недели, наслаждаясь городом и обществом друг друга.
А в том, что они наслаждались, не было никаких сомнений. Взгляды становились всё дольше, глубже и откровенней. Никаких пошлостей, просто слова вдруг оказывались ненужными, и каждый мог читать другого, как раскрытую книгу. Конечно, с засекреченными главами, но всё же без рамок и необходимости формальных отношений. Юля иногда и вовсе переставала замечать, что рядом были другие люди, увлечённая этим чувством свободы. Боже, да она даже с дуру приняла галантно-ироническое предложение Лисицына на танец, когда они наткнулись у входа в сад на уличных артистов, бодро вклинивавшихся чарующей музыкой в гул дорожного движения. Товарищ майор оказался на удивление хорошим танцором, что Соколова даже на минуту заподозрила, не готовился ли он заранее к тому, как нужно кружить партнёршу в танце на плиточном тротуаре. Ей сложно было представить, что где-то в другом месте они могли бы себе такое позволить, разве что в качестве работы под прикрытием. Да ещё и получить аплодисменты от собравшейся толпы слушателей и зрителей, пусть и довольно скромной. Но теперь по семьям жителей Китая точно разойдётся видео, как двое «сумасшедших русских» не обращая внимания ни на кого, танцуют под аккомпанемент саксофона. Конечно, иностранным туристам совсем не понятна надпись из трёх букв, вышитая на рубашке мужчины, и что такое поведение для них скорее из ряда вон выходящее. Да ну и всё равно. Главное, чтобы потом Галина Николаевна случайно на это не наткнулась.
Как настоящие гости города, они сделали несколько кадров себя на фоне особо выдающихся памятников истории и архитектуры. Лисицын, конечно, недовольно бурчал, когда Юле фотографии не нравились, и она просила его переделать, но вся его неохота легко исправлялась при помощи очаровательной улыбки и окрика: «Ну Костя!».
И среди этой атмосферы волшебства, Соколову никак не покидало тонкое чувство неправильности происходящего. Сложно было принять эту картину, почти идиллическую, за реальность. Казалось, и вот-вот, именно сейчас, режиссёр крикнет «Стоп, камера!». И выключатся лампы, заглушится звук в микрофонах, массовка разбредётся прочь по своим делам, а они так и останутся, где-то там, только лишь изображениями в другом пространстве.
***
И это на самом деле случилось резко и неожиданно. Некогда, ещё несколько минут назад, голубое небо с белоснежными комочками-облачками заволокло тяжёлыми свинцово-серыми тучами. Воздух встал полностью, казалось, мир на мгновение оглох и замер, и напряжение, присущее природе, невольно передавалось всем живым существам на Земле. Первые капли, тяжёлые и крупные, лениво облачали асфальт в пятнистую расцветку, прибивая пыль к земле и наполняя атмосферу вокруг сладковатым запахом озона, но спустя несколько мгновений это превратилось в настоящую бешенную, безудержную, потерявшую всякий ритм барабанную дробь, заливающую гранитные мостовые накопившейся за несколько дней, а может и недель, влагой.
Лисицын и Соколова, как и многие, спрятались от разразившейся непогоды под аркой одного из зданий, наблюдая, как смельчаки с зонтами терпят поражение перед вступившим в свои права грозовым ливнем. Где-то вдалеке небо прочерчивали острые стрелы молний, за которыми приходили раскаты отдалённого грома. Юля невольно вздрогнула от резкого грохота, пробежавшего звуковой волной по тоннелю улиц и эхом отразившегося от толстых стен арки. Естественно, она была довольно взрослой женщиной, чтобы пугаться грозы, просто от неожиданности, и где-то глубоко внутри ехидненький внутренний голос твердил: «..да, да, так всё и должно быть, захотела хорошую погоду, Юличка, чтобы город посмотреть, как же..», но так же неожиданно обнявшие её мужские руки готовы были поспорить, что всё к лучшему. Константин ещё крепче прижал к себе напарницу, согревая теплом своего тела, потому что температура на улице упала на пару градуов. А та, нежась в его объятьях, даже не брыкалась и не предпринимала никаких попыток напомнить майору, что её куртка лежит в рюкзаке за его спиной.
— Это один из минусов Петербурга. Погода здесь практически непредсказуема и меняется за считанные минуты, — произнёс мужчина куда-то ей в волосы, и Юля улыбнулась от слабой щекотки.
— Как в Лондоне? — уточнила она, вспоминая школьные уроки, и наблюдая за дорогой, уже превращавшуюся в небольшой водный поток, который рассекали движущиеся автомобили.
— Так точно. Погода здесь воинственная, вредненькая и независимая, прямо как ты, — Юля услышала улыбку в его голосе и возмущённо пихнула обнявшего её мужчину локотком, но услышала лишь добродушный бархатистый смех возле самого своего уха, — Вот видишь. Она словно сопротивляется всем этим правилам, регулярной застройке, императорским указам и вычерченным гранитным одеяниям. Поэтому здесь и рождались восстания и революции, точно тебе говорю, все эти вожди сквозь кожу впитывали этот дух бунтарства, свободы и непокорности…
— Надо же, а я-то думала, что во всём виновата государственная власть и неумелое управление, — с некой долей ехидства ответила оперативница, но в следующее мгновение беззвучно ойкнула, когда майор ощутимо прикусил её мочку. Движение руки на этот раз вышло резким и сильным, больно впечатываясь под рёбра мужчине, и едва ощутив ослабшую хватку, Соколова развернулась к нему лицом, вгрызаясь жгучим взглядом, полным возмущения, в его лицо.
— Ты что, с ума сошёл?! — тихо прошипела она, покосившись на стоявших в непосредственной близости других людей, — Ты что себе позволяешь?! Мы же на людях!
— Тебя только это смущает? — так же тихо уточнил Костя, делая к Юле небольшой шажок. А она чуть не задохнулась от его нахальства. Стоило только немного расслабиться и позволить ему больше, как этот хитрый лис потерял всякую совесть! Её ладонь упёрлась в мужскую грудь не давая сократить расстояние, и спустя несколько мгновений немой битвы взглядов девушка открыто протянула ему другую руку.
— Достань мне куртку, — твёрдо произнесла она, требовательно встряхнув кистью.
— А где пож… — начал было Костя, но по её выражению лица понял, что этого он точно не дождётся. И это его немного осадило, — Она всё равно не спасёт тебя от дождя, Юля.
— Курт-ку. — вновь повторила Соколова, для убедительности чеканя слоги. Лисицын прекрасно читал по этому ледяному тону и свирепым, но всё ещё очень красивым глазам, что спорить бесполезно. Нехотя стянув рюкзак, он вытащил куртку и вернул её хозяйке, которая тут же её натянула, и отвернулась, скрестив руки на груди.
***
Они молча стояли несколько минут, наблюдая за стихающим и тут же возобновляющимся дождём, и, хотя Юлька прекрасно слышала его недовольное сопение рядом, но даже смотреть в его сторону не спешила. А чего это он ещё и недоволен? Да, возможно она открыто проявила свою симпатию к нему, но это совсем не значит, что можно вести себя подобным образом на улице. Самой себе она врать не стала, что ей не понравилось и не завело. Завело и ещё как, вот только совсем не так, как Лисицын рассчитывал. Но постепенно злость утихала, а раздражение переключилось на другое обстоятельство.