- Ну ни пуха, ни пера! – оглядывая меня выдал, свою волшебную фразу иного мира, Матвей.
Я немного стушевался, но все же выдал закрепляющее, непонятное, но нужное в данном случае слово:
- К черту!
Ехать, было задумано, в Основном Общем Наружном, во Внутреннем была опасность столкнуться с кем-нибудь знакомым. Коллеги им пользуются чаще. Это только я отличался любовью к неспешности Наружного.
Аннет довела меня до ближайшей посадочной и махнув рукой убежала. Я ждал недолго. Когда состав фыркая медленно подполз и распахнул двери, я вошел. Огляделся. Внутри уже сидело два человека. Пожилой представительный мужчина, бывший служака, и малец. По тому, как они сидели рядом, было понятно, что они едут вместе. Наверно, родственники. Возраст мужчины давал повод понять, что он из поколения, когда заводились семьи. Я уселся к ним спиной и глянул в проем. Сквозь толстую, мутноватую, слюду были видны неясные очертания. Раньше я этого не замечал. В дорогих, новейших зданиях слюду очищали тщательней и она была мутновата, но более прозрачна. А в Наружном, дешевом общественном транспорте, видимо экономили на очистке слюды для проемов. Но, после стеклянных окон у Матвея в доме, мне казалось, что слюда вообще непрозрачна. Интересно, если Матвей поделится с нашими научниками, секретом изготовления иномирных стекол, в Наружном заменят в проемах слюду? Вряд ли. Первым делом Высокородные поспешат заменить слюду на прозрачные стекла в своих высоченных, дорогущих домах-свечках.
Еще пару дней назад я любовался красотой высоких, дорогих, домов с дымчатыми проемами. Даже изредка мечтал о жизни в них. Представлял, как вечером, после службы, поднимаюсь на самый вверх. В свое личное жилище. Как налив себе кофе, подхожу к проему и любуюсь на открывающийся вид Священной Руссии. Мне казалось, что вид оттуда должен быть прекрасен. И осознание того, что меня хотели без этого всего оставить, вытравило трусливые мысли о том, чтобы оставить все как есть. Я не мог отойти и не мешать. С такой решимостью я вошел в свой офис. Мы, вернее Матвей, сумели сделать так, чтобы в офисе был только мой начальник.
- Приветствую тебя, Егорыч, - тихо сказал я закрыв за собой дверь в его кабинете.
Ни один мускул на его лице не дрогнул.
- Вольдемар Каземирович, - грозным голосом, не соизволив даже поприветствовать меня, произнес мой начальник, - потрудитесь объяснить, как вы сюда попали.
- Ой, - я радушно улыбнулся, - очень просто, никого нет в офисе, все заняты. Сюда мог пройти любой.
И я развел руками. Показывая разоружающую честность.
Он схватился за свой видеофон. Явно собираясь вызвать тайную канцелярию.
- Да, да, - сказал я, усаживаясь напротив него, одобряя его действия, - вызывайте скорее, пускай они сами увидят, что вы задумали…
Договорить я не успел, Егорыч вскочил, роняя стул:
- Что ты там еще придумал? Выгородить свой провал, преступление решил своими необоснованными обвинениями? Да кто тебе поверит?
И, видимо, последняя фраза показалась ему вполне обоснованной, нашел в себе силы поднять стул и снова занять сидячее положение. Сесть то он сел, но его поза говорила о готовности броситься на меня. Опасался. Было видно, как он судорожно соображает. Как меня остановить, но еще важней – с чем я пришел, что я знаю? Ему позарез надо это выяснить. Именно поэтому он демонстративно участливым голосом задал вопросы:
- Зачем ты сюда пришел? Зачем ты невольницу убил?
И тут же, по-отечески предложил мне выход:
- Может мы вызовем тайную канцелярию и я смогу договориться, что ты пришел с повинной? Может мы сможем сгладить твою вину? Они смогут пойти нам на встречу.
Увидев мою удивленно поднятую бровь, он тут же поправился:
- Тебе пойти на встречу. Может они смогут ограничатся только высылкой?
- За что? – подал я голос улыбаясь.
Моя улыбка явно его раздражает. Вздох, наполненный злостью и скрываемый участливым голосом:
- Вольдемар, давай не будешь делать из себя идиота. Ты им никогда не был. Ты сноб, сибарит, избалованный, трусливый, но никак не идиот. Так, что, ты сам понимаешь, убийство невольной нарушительницы грозит тебе низложением. Но, учитывая твою многолетнюю, добросовестную службу на благо нашей Великой Руссии, думаю я смогу ходатайствовать о снисхождении к тебе.