— Его или ее? — холодно уточнил врач. — У нас два пациента в палате.
— Ее. Аллочку Григорьеву.
— Вы ее родственница?
— Нет. Соседка. — Он кивнул.
— Как трогательно. Хорошо, слушайте. У нее тяжелая черепно-мозговая травма. В сознание она еще не приходила. Ее шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Хорошие шансы для такого рода травм. Точнее вам никто не скажет. Все?
— Нет, не все. — Его сухая и официальная интонация меня раздражала. Почему этот человек относится ко мне так, будто это я виновата в том, что случилось с Аллочкой? Хотя, это его проблемы. Я все равно узнаю то, что мучает меня уже второй день. — Скажите, а можно получить такую травму, если просто поскользнуться, упасть на кухне и удариться, например, об угол стола?
Врач внимательно посмотрел на меня. Его взгляд был внимательным, но уже не враждебным.
— С такой силой? Маловероятно. Хотя, всякое случается. Почему вас так это интересует?
— Просто это произошло на моей кухне.
— Тогда вы сами можете узнать обо что она ударилась. На этом предмете должны быть следы крови и волос.
— Я осмотрела каждый сантиметр кухни. Ничего похожего. А об пол так можно удариться?
— Вряд ли. Для того, чтобы получить такую рану, нужно упасть хотя бы на выступающий достаточно узкий предмет, например, небольшой камень.
— У меня на кухне не мостовая, а линолеум, утепленный и довольно мягкий. — Мой собеседник пожал плечами.
— К сожалению, ничем больше не могу вам помочь. Детективные расследования не мой профиль. Обратитесь в милицию.
— Милиция уже была. Они считают, что это несчастный случай.
— Им виднее. — Он хотел еще что-то добавить, но из ординаторской раздался женский голос:
— Владимир Александрович! Вы свободны?
— Извините, мне надо идти. И, пожалуйста, больше не врывайтесь в реанимационную палату. Ее матери довольно волнений и без вас.
— До свиданья, — не дожидаясь моего ответа, он повернулся ко мне спиной и быстрой деловой походкой пошел по коридору. Уже из дверей ординаторской я услышала, как он отчитывает кого-то за то, что в реанимации посторонние.
— Прощайте, — ответила я неизвестно кому, удивляясь своей внезапной вспышке раздражения. Обычно посторонних я воспринимаю, как окружающую среду, в которой необходимо существовать, а потому никаких эмоций к ним не испытываю. Моего любопытства эскулап не удовлетворил. Скорее наоборот, сомнения забушевали во мне с новой силой.
Вынырнув из сюрреалистического царства больничных коридоров, я снова попала в настоящий солнечный день. В тихом дворике, рядом с входом в больницу переминался с ноги на ногу юноша. Ага! Аллочкин крутой хакер. Вопреки моим представлениям о крутых хакерах, на нем не было ни банданы, ни серьги в носу. Даже уши не были проколоты! Среднестатистический студент в выцветших джинсах и футболке, невысокий, с милой застенчивой улыбкой.
— Привет Грум! Я Ласс, — назвала я Аллочкин ник в интернете — в миру Полина.
— Так это вы прислали мне письмо? А я думал… — его лицо выразило искреннее разочарование. Он думал, явно не обо мне, но это были его проблемы. А письмо прислала, действительно, я.
Вчера ночью, когда я, проклиная свою доверчивость, восстанавливала программное обеспечение, мне на глаза попалось письмо «Грува» за воскресенье. Я недрогнувшей рукой распечатала его.
«Хай, беби Ласс!
Почему твоя виртуальная мордашка не появлялась в чате ни в субботу, ни в воскресенье? Получился ли у тебя кряк? Ответь.
Грум»
Интересное письмо. Почему Аллочка не появлялась в чате в воскресенье — понятно, она уже находилась в больнице. Но почему она не связалась со своим крутым хакером в субботу? Она мечтала об этом! По каким пыльным тропинкам всемирной паутины она бродила? Я быстро просмотрела статистику работы за субботу. Результат озадачивал. В этот день Аллочка вовсе не подключалась к интернету. Откуда же таинственный вирус? Не своими же белыми ручками стерла она всю информацию в моем компьютере, прежде чем виртуозно удариться головой! Может, все дело в загадочном «кряке» (так Аллочка и ее приятели называли взлом какой-нибудь задачи)?
Ничего не объясняя, я назначила Груму свидание во дворе больницы. Может, он объяснит все загадки?
Результат моей эпистолярной деятельности сейчас переминался с ноги на ногу и смотрел на меня тревожно-вопросительно.
— Вообще-то, меня зовут Сережа. А где Аллочка?
Мне пришлось кратко ознакомить Сережу с последними событиями. Он стоял, наклонив голову, словно выслушивая приговор.