У Альберта есть собственная научная лаборатория? Если он и правда изготовил яд и собирался устроить чудовищный взрыв, то такой вывод напрашивался сам собой. Она на их земельном участке в Уттерслеве, возле родительского дома?
– Куда бросить окурок? – Линдеберг вернулся с балкона в комнату.
Клаус, оглядевшись в своем бардаке, указал на какое-то грязное блюдце.
– Я еще свяжусь с тобой.
Следователь выбежал из квартиры. На ходу вызвал такси. Если поделюсь гипотезой с агентством безопасности – решат, что тронулся умом. И только потеряю драгоценное время. Нужно действовать самому! Линдеберг взглянул на время на смартфоне – 15:04.
Машину подали уже спустя пять минут. Подсмотрев в блокноте, Линдеберг назвал водителю точный адрес.
Но зачем Альберту понадобилось расправляться со всеми, кто узнавал про дурацкую загадку об Одрёрире? Сначала он убил свою девушку, потом вырубил в магазине видеонаблюдение и убил Нильсена, а затем едва не отправил на тот свет и Купера? Линдеберг терялся в догадках.
Такси неслось к Уттерслевским болотам.
Глава 23
Он снова сидел в подвале.
Это был уже девятый или десятый раз. Точно он даже не помнил. Однако впервые разъяренный отец запер его в темном и холодном помещении сразу на два дня.
Не нужно было трогать его «Ролекс». Но соблазн оказался слишком велик…
Еще со второго класса школы у него возникла необъяснимая страсть разбирать на составные части всевозможные механизмы, какие только попадались на глаза, а затем собирать их обратно. Его безумно тянуло узнать: как же именно там внутри все устроено?
«Ты станешь ученым, Альберт», – ласково говорила мама.
Отец не разделял ее восторгов на этот счет. И «Ролекс» стал последней каплей. Он заметил, что золотые часы, которые он каждое утро надевал на руку, начали заметно отставать. Отнеся их в мастерскую, отец, к своему огромному удивлению, узнал, что кто-то вскрыл их и поковырялся в шестеренках. Некоторые детали, по словам мастера, стояли не так, как надо. И отцу сразу стало понятно, что сын незаметно утащил часы с тумбочки ночью и, удовлетворив свое любопытство, положил обратно.
Когда первый день заточения в подвале подходил к концу, Альберт услышал, как мать кричит на отца, чтобы тот немедленно выпустил ребенка. В ответ тот, судя по всему, снова избил ее. «Не смей повышать на меня голос!» – доносилось откуда-то сверху.
Альберт долго рыдал в бессильной ярости.
Впрочем, на второй день он уже мог думать только об одном.
Свет Солнца.
В кромешной тьме подвала, где глазу совсем не за что было зацепиться, фантазия начинала рисовать самые неожиданные и причудливые картины…
Глава 24
Купер и Ида шли через Уттерслевский парк к дому Фридриха Майера. Было почти три часа дня – его сын Альберт как раз должен был вернуться из гимназии. А сам скульптор, по их расчетам, работал сейчас в своей художественной студии где-то в центре Копенгагена.
Полчища серых гусей разгуливали везде, куда ни бросишь взгляд, и совершенно не боялись посетителей парка. Некоторые даже нахально выклянчивали у Купера с Идой еду. Перед поездкой сюда молодые люди пообедали в кафе на Новой Королевской площади и, по совету Иды, прихватили с собой белого хлеба. Так что теперь им было чем угостить самых назойливых из попрошаек.
В воздухе разливалось ощущение настоящей весны. Судя по всему, вчерашний холодный день с ночными заморозками был последним приветом от ушедшей зимы.
– Помнишь, Бонд спрашивал меня о фразе «сын Локи разорвет свои цепи»? – спросил Купер.
– А ты просветил его насчет Апокалипсиса у викингов, – кивнула Ида.
– Да. Когда мы стояли там на проходной, он у Альберта по телефону спрашивал то же самое. И тот ответил: «Нет, она такого не упоминала». Помнишь?
– Ну, что-то такое было.
– Думаю, речь шла об Оливии, его убитой девушке. Тогда выходит, что полиция не просто объединила дело Нильсена с ее делом, как об этом говорят во всех новостях. Следователь видит в убийствах какую-то мифологическую составляющую.
Ида пожала плечами:
– Может, речь у них шла и не об Оливии?
Сад скульпторов… мифологическая Чаша… убийство девушки сына скульптора… вопросы следователя про мифологию… Какая-то мысль вертелась в голове у Купера, но он никак не мог ее поймать и сформулировать. Скульптуры… мифология…
– А, вот еще что! – сообразил он наконец. – Я все хотел спросить. Та скульптура Эрстеда конца девятнадцатого века. Помнишь? В парке Эрстеда. Почему все-таки физик изображен там в окружении мифологических персонажей, трех богинь? Можешь объяснить?