Там, примостившись на табурете, играла на рояле Отилия. Действительно это была она. На ней еще было дорожное платье, на голове — шляпка. Зачарованная звуками, она простирала руки над клавиатурой, иногда напевая: пан, пан, пан.
— Отилия! — невольно выкрикнул Феликс.
Звуки мгновенно замерли, табурет резко повернулся вокруг своей оси, и перед Феликсом предстала Отилия, сидевшая по-турецки.
— Феликс! — крикнула девушка и вскочила на ноги.
Взволнованный юноша бросился к ней. Отилия протянула к нему руки, но, когда они коснулись его плеч, остановилась, немного смущенная робостью Феликса. Затем она легко поцеловала его в щеку, потом в другую и, наконец, в губы. Дядя Костаке на мгновенье просунул голову в дверь и тут же скрылся. Отилия чуть отстранилась от Феликса, чтобы лучше его рассмотреть.
— Я тосковала по тебе, Феликс. Как ты жил все это время?
Она подошла к табурету, вновь села на него и потянула за собой Феликса, который опустился на ковер, прижавшись головой к ее коленям.
— Феликс, взгляни на меня. Что ты делал в мое отсутствие? — и девушка, взяв за подбородок, подняла его голову.
Феликс опять уткнулся головой ей в подол. Его обуревали противоречивые чувства, но за это время он повзрослел и приобрел способность анализировать свои переживания. Поэтому встал и спокойно ответил:
— Что мне было делать, Отилия? Я ждал тебя. Я думал, что ты меня любишь, я верил в тебя, и поэтому, когда ты неожиданно уехала с... с.,,.
— Паскалополом... — улыбаясь, уточнила Отилия.
— Да. Когда ты уехала, мне было очень горько. Я тебя никогда не забывал, все мои мысли принадлежали только тебе, но я был выбит из колеи. Твой отъезд, признаться, казался таким странным, ты мне никогда ничего не объясняла. Хотя сумасбродная надежда нашептывала мне совсем другое, последнее время я уже не думал, что ты вернешься.
— Какой ты глупый!
— Я верил в тебя, я держал данное слово (здесь у Феликса заговорила совесть, и он немного замялся). Может быть, на миг я и ошибся, готов признаться в этом, но ничего серьезного не было. Заблуждение от отчаянья — не больше, потому что ты мне ничего не писала.
Отилия засмеялась:
— Я знаю о твоем заблуждении и торжественно прощаю.
— Что ты знаешь? Откуда?
— А мне рассказал Стэникэ. Не понимаю, откуда он узнал, что я приезжаю. Но сегодня ночью он был на вокзале с огромным букетом цветов. Понятно, что он мне наговорил всякой всячины, другому хватило бы на целую неделю. Он мне рассказал и о твоем приключении с Джорджетой. Но ты же знаешь, что я умею различать правду и ложь в словах Стэникэ. Я ничему не поверила.
— Но все же до определенного момента это была правда.
— Ах, Феликс, ты до сих пор еще ребенок! С точки зрения наших отношений тут не может быть никакой правды. Я сказала, что люблю тебя, но я тебе вовсе не нянька.
Отилия, забравшись с ногами на табурет, привлекла Феликса одной рукой к себе и поцеловала, а другой забренчала какую-то мелодию, заключив:
— Значит, все в порядке! Немного подумав, она сказала:
— Между прочим, я получила очень смешное письмо от тети Аглае и компании, кто-то из них подписался: Иисус Христос. Наверное, в шутку. Кто бы это мог быть? Я не думаю, чтобы Тити был способен на такую оригинальную выходку.
Феликс заметил, что это мог сделать только Симион, который действительно считал себя последнее время спасителем. Отилия была тронута несчастьем старика, даже испугана.