– Ну, значит, он немного не там лежал.
– Вы забыли, куда положили кошелек с четырьмя дежами? Тогда не удивительно, что у вас его украли. Но знаете, мне почему-то кажется, что все было немного не так. Четыре дежа – довольно приличная сумма, и деньги эти, скорее всего, не ваши. Я не права?
– Это выручка за товар, – торговец вдруг начал неожиданно потеть, постоянно протирая лицо какой-то тряпкой, чем окончательно убедил Наташу в правильности ее догадки.
– Вот и я о том же. Так небрежно обращаться с чужим имуществом. Зато, если хотя бы на миг предположить, что в кошельке не было ни одного дежа, тогда становится понятной ваша забывчивость. И если предположить, что мальчик не соврал и кошелек лежал на краю стола… Вы либо не дорожите имуществом нанимателя, либо хотели, чтобы его украли. Знаете, я бы рекомендовала господину Торнету провести ревизию в вашей лавке.
– Что я обязательно и сделаю! – вдруг раздался рык из толпы зевак, и к лавке прорвался весьма солидного вида человек.
– Господин, – торговец даже побелел от страха. – Неужели вы поверите…
– Замолчи! Я давно подозревал тебя, но теперь…
Наташа попыталась взглядом отыскать воришку, но увидела лишь стражника, увлеченно взирающего на скандал, и обрывок рубашки у него в руке. Девочка усмехнулась. Она полагала, что мальчишку придется выручать, но тот справился и сам.
– Пойдемте, уважаемая гостья республики, – улыбнулся маг, предлагая ей руку. – У вас поразительный талант, – заметил он ей, когда они уже далеко ушли от места происшествия. – Вы умеете смотреть и, главное, делать выводы. Я ведь не понял, что торговец врал, а вы сразу все сообразили.
– Что это, лесть, господин маг? – улыбнулась девочка.
– Почему сразу лесть? – притворно обиделся маг. – Я всегда говорю девушкам правду и только правду!
– И вы до сих пор живы? Вам очень везет.
Маг расхохотался.
– Наташа, вы замечательный и удивительный человек!
– Тогда вы ответите на пару вопросов замечательного человека? Скажите, дядя Гонс, а что было бы с тем мальчишкой, если бы он не сбежал?
– Ну, нарочно торговец подложил кошелек или нет, вина воришки очевидна – кошелек он все-таки украл, вне зависимости от того, сколько в нем было. Так что для начала в тюрьму, а потом на каторгу.
– На каторгу? – ужаснулась девочка. – Но он же совсем еще ребенок!
– Что поделать, закон один для всех. Тут все зависело бы от позиции суда. Он мог бы и проявить снисхождение из-за возраста, в этом случае мальчика отправили бы в работный дом. Но знаете, если бы выбирал я, то предпочел бы каторгу.
– Ужасно! А суд… Как он проходит?
– Суд? Нобиля могут судить только нобили. Собирается специальное заседание Сената, и выбираются двенадцать судей. Суд по закону должен быть открытый. Решение выносится большинством голосов, а дальше уже в соответствии с законом, если признают виновным, и освобождают, если невиновным.
– Ух ты. Почти суд присяжных. А не нобилей кто судит?
– Все то же самое, только двенадцать человек выбирают из граждан республики.
– А мальчишку кто бы судил?
– Этого вора? Да набрали бы первых попавшихся людей и все.
– А если преступление, например, совершено купцом против нобиля?
– Тогда специальная сенатская комиссия решает. Они набирают присяжных по договоренности с купеческой Sгильдией и Сенатом. Наташа, вы не понимаете, кто такие нобили. Это не некая социальная прослойка. Нобили сами купцы или банкиры, поэтому преступление купца против нобиля или нобиля против купца – это внутреннее дело. И даже если преступление совершает наемный работник против нобиля, то и тогда, если работник гражданин республики, он имеет право на открытый суд.
– Мне кажется, вполне демократично.
– Как? Вы имеете в виду равные права? Наташа, вы идеалистка. Ясно же, что в суде все равно все решают деньги.
– Да нет, это понятно. Но если суд открытый, то явных злоупотреблений и нарушений законов быть не должно.
– Ну, если так смотреть, тогда, конечно.
– Но я все равно не понимаю, как можно так сурово отнестись к тому мальчику! Каторга! Да ему лет двенадцать или одиннадцать!
– А у вас как за кражу наказывают таких?
– Таких не наказывают, – вздохнула Наташа. – У нас уголовная ответственность наступает по закону только с четырнадцати лет. Так что поругали бы… ну, пару подзатыльников отвесили бы, а потом отпустили к родителям. Те уже сильнее бы всыпали.
– Боюсь, что у этого мальчика просто нет родителей.
– Как и у меня, да? Тогда бы его передали в органы опеки. Определили бы в детский дом…