21. Самые первые плоды земли твоей принеси в дом господа, бога твоего.
22. Не вари козленка в молоке матери его.
Какой бы из этих вариантов декалога мы не взяли, каждый из них резко отличается от привычной нам версии десяти заповедей. Моральные нормы у них совершенно отсутствуют. Все без исключения заповеди относятся всецело к вопросам ритуала (выделено – мной). Все они имеют строго религиозный характер, определяя самым скрупулезным образом мелочные подробности отношений человека к богу. Об отношении человека к человеку не говорится ни слова. Бог выступает в этих заповедях перед людьми, как феодал перед своими вассалами. Он требует от них строгого исполнения всех повинностей, а их внутренние взаимоотношения, поскольку они не касаются этих феодальных обязанностей, его нисколько не интересуют. Как все это не похоже на замечательные шесть заповедей другой версии: «почитай отца твоего и мать твою. … Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего».
Если мы спросим себя, которая из этих двух расходящихся между собой версий древнее, то ответ может быть только один. Странно было бы предположить, в противоположность всем историческим аналогиям, что правила морали, входившие первоначально составной частью в древний кодекс, впоследствии были выброшены и заменены правилами религиозного ритуала. Представляется ли, например, вероятным, что заповедь «не кради» была позже изъята из кодекса и вместо нее включено предписание: «Жертва праздника Пасхи не должна переночевать до утра»? Можно ли вообразить, что заповедь «не убивай» была вытеснена другой – «не вари козленка в молоке матери его»?». (Выделение мое). Конец длинной цитаты.
Далее Фрэзер приводит многочисленные примеры из жизни полудиких племен Африки, которые ни в коем случае не кипятят молоко, т.к. это может привести к пропаже молока у животных, и выводит сюда десятую заповедь. Далее он продолжает: «Но такое толкование предполагает запрещение варить козленка во всяком вообще молоке, потому что коза при кипячении ее молока одинаково подвергается порче, независимо от того, была ли она матерью сваренного козленка или не была. Специальное упоминание о молоке матери можно объяснить двояким образом: тем, что для данной цели фактически употреблялось обыкновенно материнское, а не другое молоко, или тем, что в таком случае порча козы представляется еще более вероятным последствием, чем во всяком ином.… Но, спрашивается, если речь идет об отрицательном отношении собственно к кипячению молока, то почему в заповеди, вообще, упоминается о козленке? Ответ на этот вопрос дают, может быть, нравы племени баганда. Здесь сваренное в молоке мясо считается очень лакомым блюдом, и проказники–мальчишки, да и взрослые беззастенчивые люди, больше думающие о личном удовольствии, чем о благополучии стад, часто исподтишка дают волю своим греховным вожделениям и угощаются этим запретным кушаньем, равнодушные к печальной участи, ожидающей бедных коров и коз. Таким образом, еврейская заповедь «не вари козленка в молоке матери его», возможно, была направлена против такого рода лиходеев, чье тайное обжорство осуждалось общественным мнением как серьезная угроза главному источнику пищи. Отсюда понятно, почему в глазах первобытного пастушеского племени кипячение молока являлось более гнусным преступлением, нежели кража или убийство. Ведь вор или убийца посягают на отдельное лицо, тогда как кипячение молока, подобна отравлению колодца, угрожает существованию целого племени, подрывая основной источник его питания».
То есть Фрезер, опираясь на очень серьезные исследования, доказывает, что первоначальный декалог (Первозаконие) содержал нравственные заповеди, а во Второзаконии они были выброшены, абсолютно все. И заменены только литургией богу Яхве.
Меня не столь интересует полемика насчет козленка и молока, сколь факт первичного и вторичного «завета бога Яхве». В этом главная суть. Во–вторых, очень глубокое понимание Моисеем сути проблемы. Я ведь понимаю, что ни с каким богом он не общался. В третьих, явный обман израильтян, которых он вовлек в свой «поход» одним «декалогом», а уже в пути, когда возврата назад не было, заменил его вторым декалогом. В четвертых, второй декалог полностью прекратил «шатания» внутри веры раз и навсегда, прекратил «разбросанность» чувств, сосредоточил их все строго в одном направлении. Поэтому Моисей не был наивен, у него был великий мозг. Этот мозг ни в коем случае не мог заниматься ерундой вроде той, что представил нам Фрэзер в предыдущем абзаце насчет «отравленного колодца». Не находите, что «Я – Иегова, твой Бог; не поклоняйся иному богу» более значительно, чем «сохранение своего стада от порчи его кипячением молока»?
Как бы я поступил на месте Моисея, да и Вы, любезный читатель, в той ситуации, которая существовала на момент его взросления? Богов целая куча, весь народ одной страны, не говоря уже о разных странах, разделился по богам. Кузнецы «ходят» под Гефестом, виноделы под Артемидой, военные под Марсом. Идут беспрерывные столкновения не между же богами, а между людьми их почитающими, но главным образом, роль застрельщиков выполняют различные группы жрецов, «служащих» тому или иному богу. С этим надо было кончать, раз и навсегда. Я думаю, Моисей почитал историю, которую начали писать незадолго до него вновь изобретенными буквами. И заключил, что идут непрерывные войны и остановить их нельзя, но и сами войны ничего не могут дать, они почти бесполезны, ибо отражают столь многообразные причины, что надо бы сами эти причины несколько упорядочить и по возможности свести к одной–двум, лучше – к одной.
Прошу прочитать маленькое отступление. Я не устану эту мысль повторять. Мы привыкли думать, что уже 30 лет назад люди были такие глупые, потому что не пользовались итернетом и пиво охлаждали не льдом из холодильника, а запасенным зимой на речке. Что уж тогда говорить о 1000–летней давности? – рассуждают они. И им невдомек, что сами они зачастую не представляют себе, как получается лед в их холодильнике. Поэтому, меня удивляет, когда наши ученые представляют себе мыслительный процесс «древних мудрецов» как у пятилетнего ребенка. А это совсем не так. Достаточно вспомнить Ньютона, когда он жил и что он «измыслил», глядя на яблоню. А многие сегодня в состоянии изобрести письменность? Она нам кажется такой простой вещью, хотя ее идея ничуть не ниже идеи квантовой механики, которую подавляющее большинство народа вообще не в состоянии вообразить. Вот по этой причине я представляю себе мыслительный процесс выдающихся древних людей, свободных от повседневной добычи пищи, нисколько не хуже мыслительного процесса нынешних нобелевских лауреатов.
Моисей понял, что надо приучить всех людей своего круга идти очень прямой дорогой, не задирая головы на всякие вывески и рекламные плакаты по сторонам. Этому строю надо смотреть друг другу в затылок, а впереди будет он, ибо он знает один, куда их вести. Всем знать необязательно и даже вредно. Поэтому он создал первую свою, а не богову заповедь, смотри выше под номером один, и никогда ее не менял ни в одной своей последующей редакции «скрижалей». Эта заповедь основа основ. Я уверен, что на этом этапе, он уже знал и вторую свою редакцию заповедей, но она была только в его голове, в «широкой печати» не освещалась. Почему я так думаю? Да потому, что без второй редакции, содержащейся в голове, нечего было и выводить «израильтян в поход», ибо он был бы уже на корню обречен на неудачу. Ибо наставления типа: «почитай отца твоего и мать твою. … Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего», вносят только путаницу в умы стройного войска. В походе войску нужно только: «За Родину! За Сталина!», в крайнем случае: «Ура–а–а!».
Приведенный лозунг–приказ мог быть использован только в полностью организованном побатальонно, поротно, повзводно войске, но до этого было еще далеко. Войска не было, была тайная организация, которая «изучала труды». Поэтому, в ней возникали разные мнения по одному и тому же вопросу, шли споры, то есть, по–современному был сплошной базар. Это надо было кончать. Что могло всех объединить кроме единого бога, к которому привыкать было несколько «непривычно»? Житейски простые истины, что же еще? Никто ведь не будет спорить, что надо любить родителей и желательно «не желать» жены соседа. Я хочу специально подчеркнуть, что в это время, как и в нынешнее, как раз все и желали, и жену соседа, и его вола, и осла. Потому что это были очень естественные желания, и не считалось большой доблестью их скрывать. Это была хорошая основа для привлечения в свои кружки «народных масс».