Если жена лишается мужа, дочь – матери, то нередко случается, что оставшимися в живых одолевают мучительные размышления, названные нами «навязчивыми упреками» и выражающиеся в опасении, не являются ли они сами по неосторожности или небрежности причиной смерти любимого человека. Психоаналитическое исследование таких случаев открыло нам тайные пружины этого страдания. Дело не в том, что оплакивающие покойника, действительно, как это утверждает навязчивый упрек, виновны в смерти или проявили небрежность; но где–то у них шевелилось такое им самим неизвестное желание, удовлетворенное смертью, они и причинили бы эту смерть, если бы обладали для этого достаточной силой. Как реакция на это бессознательное желание и возникает упрек в смерти любимого человека. Такая скрытая в бессознательном за нежной любовью враждебность имеется во всех почти случаях сильной привязанности чувства к определенному лицу и представляет собой классический случай, образцовый пример амбивалентности человеческих чувств. Согласно хорошо обоснованному нашему предположению, двойственные к покойнику чувства – нежные и враждебные – стремятся оба проявится во время потери его, как печаль и удовлетворение.
Печаль, имеющая своим источником повышенную нежность, проявляет, с одной стороны, нетерпимость к скрытой враждебности, а с другой стороны, она не может допустить, чтобы эта враждебность привела к чувству удовлетворения. Таким образом дело доходит до вытеснения бессознательной враждебности путем проекции и образования церемониала, в котором находит себе выражение страх наказания со стороны демонов, а по истечении срока траура конфликт теряет остроту, так что табу этих умерших ослабляется или предается забвению. Примитивные люди посредством проекции внутренних восприятий вовне создали картину внешнего мира, которую мы теперь с окрепшим восприятием сознания должны обратно перевести на язык психологии.
В душевных движениях примитивных народов приходится вообще допустить большую степень амбивалентности, чем ту, какую мы можем найти у современного культурного человека. По мере уменьшения этой амбивалентности постепенно исчезает также табу, являющееся компромиссным симптомом амбивалентного конфликта. Понимание табу проливает свет на природу и возникновение совести. Не расширяя понятия, можно говорить о совести табу и о сознании вины табу после нарушения его.
Совесть представляет собой внутреннее восприятие недопустимости известных имеющихся у нас желаний; но ударение ставится на том, что эта недопустимость не нуждается ни в каких доказательствах, что она сама по себе несомненна. Еще яснее это становится при сознании вины, восприятии внутреннего осуждения таких актов, в которых мы осуществили известные желания.
Совесть возникает на почве амбивалентности чувств из вполне определенных человеческих отношений. Для табу и для невроза навязчивости один член внутренне противоречивой пары бессознателен и поддерживается в вытесненном состоянии благодаря насильственному господству другого. В характере невротиков, страдающих навязчивостью, проявляется преувеличенная совестливость, как реакция против притаившегося в бессознательном искушения. Можно утверждать что, если мы не сумеем открыть при неврозе навязчивости чувства вины, то у нас вообще нет надежды когда–либо ее узнать. Разрешение этой задачи удается у отдельного невротического индивида. В отношении же народов мы позволим себе заключить, что эта задача допускает такое же решение ( выд. Авт.). Чувству вины присуще многое из природы страха. Страх указывает на бессознательные источники. Из психологии неврозов известно, что если желания подвергаются вытеснению, их либидо превращается в страх. Если табу выражается преимущественно в запрещениях, то простое соображение подсказывает, что в основе его лежит положительное, чего–то желающее душевное движение. Ибо не приходится запрещать того, чего никто не хочет делать. То, что категорически запрещается, должно быть предметом вожделения. Поэтому убивать своих королей и священников, совершать кровосмесительство, терзать умерших и т.п., все это фактически существуют в бессознательном.
Добавлю от себя к этому пассажу Фрейда о происхождении совести, что я с ним не согласен. Подробно я это рассмотрю в своей работе.
Анимизм, магия и всемогущество мысли
Анимизм – учение о представлениях о душе, о духовных существах вообще. Анимизм представляет собой философскую систему, он не дает объяснение отдельного феномена, но и дает возможность понять весь мир как единую совокупность, исходя из одной точки зрения. Если соглашаться с авторами, то человечество создало три таких философских системы, три великих миросозерцания: анимистическое, религиозное и научное. Из них первым явилось анимистическое, может быть самое последовательное и исчерпывающее, полностью, без остатка объясняющее сущность мира.
Невозможно предполагать, что люди из чисто спекулятивной любознательности дошли до создания своей первой мировой системы. Практическая необходимость овладеть миром должна была принимать участие в этих стараниях. Мы не удивляемся поэтому, когда узнаем, что рука об руку с анимистической системой идет еще что–то другое, — указание, как поступать, чтобы получить власть над людьми, животными, предметами или их душами. Это указание, техника анимизма – колдовство или магия. Если криком и шумом прогоняют какого–нибудь духа, то это воздействие посредством чистого колдовства. Если его подчиняют, завладев его именем, то против него пущена в ход магия. Магия является первоначальной и более значительной частью анимистической техники, потому что среди средств, с помощью которых нужно обращаться с духами, имеются также и магические. Принцип, господствующий в магии, в технике анимистического образа мыслей, состоит во «всемогуществе мыслей». В анимистической стадии человек сам себе приписывает всемогущество мыслей, в религиозной стадии он уступает всемогущество мыслей богам, но не совсем серьезно отказался от него, потому что сохранил за собой возможность управлять богами по своему желанию разнообразными способами воздействия. В научном миросозерцании нет больше места для могущества человека, он сознался в своей слабости и в самоотречении подчинился смерти, как и всем другим естественным необходимостям.
Первое миросозерцание, сложившееся у человека, анимистическое, было, следовательно, психологическим. Оно еще не нуждалось в научном обосновании, потому что наука начинается только тогда, когда люди убедились, что не знают мира, и потому должны искать путей, чтобы познать его. В то время как магия сохранила еще полностью всемогущество мысли, анимизм уступил часть этого всемогущества духам и этим проложил путь к образованию религий. Что побудило примитивного человека проявить это первое ограничение? Едва ли сознание неправильности его предпосылок, потому что он сохраняет магическую технику.
Инфантильное возвращение тотема
Социальная сторона тотемизма выражается прежде всего в строго соблюдаемых запрещениях и многочисленных ограничениях. Понятие тотема оказывается решающим для расчленения племени и его организации. Первоначально тотемами были только животные, они считались предками отдельных племен. Тотем передавался по наследству только по женской линии (выделено мной, так как показывает большее участие женщин. Разовью эту мысль в своей работе.); запрещалось убивать или есть тотем, что для примитивных условий – одно и то же; товарищам по тотему было запрещено иметь друг с другом половое общение.
Ребенок не проявляет еще и следа того высокомерия, которое побуждает впоследствии взрослого культурного человека отделить резкой чертой свою собственную природу от всякого другого животного. Не задумываясь, ребенок предоставляет животному полную равноценность; в безудержном признании своих потребностей, он чувствует себя, пожалуй, более родственным животному, чем кажущемуся ему загадочным взрослому. В этом прекрасном согласии между ребенком и животным вдруг ребенок начинает бояться определенной породы животных и начинает оберегать себя от того, чтобы увидеть или прикоснуться к нему. Возникает клиническая картина фобии животных, одно из самых распространенных психоневротических заболеваний этого возраста. Иногда объектами бессмысленнейшего и безмерного страха, проявляющегося при этих фобиях, становятся животные, известные ребенку только из картинок и сказок. Причина во всех случаях одна и та же: страх по существу относился к отцу, если исследуемые дети были мальчиками (выделено мной, так как требует более детального исследования, что и сделаю), и только перенесся на животное. Ребенок находится в двойственной – амбивалентной – направленности чувств к отцу и находит облегчение в этом амбивалентном конфликте, перенося свои враждебные и боязливые чувства на суррогат отца. Подчеркнем: полное отождествление с животным тотемом и амбивалентная направленность к нему чувств. Ведь примитивные народы прямо называют тотема своим предком и праотцем.