Все формальности еще не были закончены, мантия судьи еще алела в сумраке маленького коридора за открытой дверью, а Уимзи уже пробирался к местам защиты. Он потянул адвоката за мантию:
— Бигги! Отлично сработано! У вас появился еще один шанс. Давайте я тоже займусь этим делом, и мы выиграем процесс.
— Вы так думаете, Уимзи? Сознаюсь, результат превзошел все мои ожидания.
— А в следующий раз будет еще лучше. Послушайте, Бигги, возьмите меня к себе каким-нибудь клерком, я хочу поговорить с ней.
— С кем? С моей клиенткой?
— Да. У меня есть какое-то предчувствие. Мы должны добиться ее оправдания, и я знаю, что это можно сделать.
— Хорошо, заходите ко мне завтра. Я сейчас должен поговорить с ней. У себя в кабинете я буду в десять. До свидания.
Уимзи заторопился к боковой двери, из которой выходили присяжные. Последней, в шляпке набекрень, с неловко накинутым на плечи плащом, выходила старая дева. Уимзи подскочил к ней и взял за руку:
— Мисс Климпсон!
— О, лорд Питер! Бог мой, какой это был ужасный день! Вы знаете, вся проблема возникла по большей части из-за меня, хотя двое из них отважно поддерживали меня. И... ох, лорд Питер, я надеюсь, что я поступила правильно: ну не могла я, не могла по совести сказать, что она это сделала, если я была уверена, что она этого не делала, ведь так? Боже мой! О Господи, Господи!
— Вы совершенно правы. Она этого не делала, и благодарение Господу, что вы устояли против них и дали ей еще один шанс. Я собираюсь доказать, что она этого не делала. И я собираюсь пригласить вас на обед, и — послушайте, мисс Климпсон!
— Да?
— Я не брился с сегодняшнего утра, но, надеюсь, вы не будете протестовать, если я заведу вас за ближайший угол и поцелую.
Глава 4
Было воскресенье, но сэр Импи Биггс отменил условленную раньше игру в гольф (мало, впрочем, сожалея об этом, так как шел проливной дождь) и созвал внеочередной военный совет.
— Так что же, Уимзи, — сказал адвокат, — что вы думаете обо всем этом? Разрешите представить вам мистера Крофтса из адвокатской конторы «Крофтс и Купер».
— Мое мнение таково, что мисс Вейн этого не делала, — сказал Уимзи. — Осмелюсь заметить, что подобная мысль наверняка возникла и у вас, но, подкрепленная моим гениальным умом, она куда сильнее поражает воображение.
Мистер Крофтс, не совсем понимая, чем являются эти слова — глупостью или шуткой, почтительно улыбнулся.
— Именно так, — сказал сэр Импи, — но мне бы хотелось знать, сколько присяжных видят все в подобном же свете.
— Ну, это вам могу сообщить — я знаком с одним из присяжных: одна женщина, полженщины и около трех четвертей мужчины.
— Это как? В прямом смысле?
— Сейчас объясню. Женщина — я ее хорошо знаю — была убеждена, что мисс Вейн не такой человек, чтобы поступить подобным образом. Конечно, они здорово нажимали на нее, потому что она не могла назвать ни одного слабого места в доказательствах, но она сказала, что поведение подсудимой тоже доказательство, и она вправе принять его во внимание. К счастью, она — выносливая, худенькая женщина в зрелом возрасте, у нее здоровое пищеварение и воинственный англо-католический дух замечательной стойкости, а ее способность к преодолению длинных дистанций просто поражает. Она сначала позволила им всем выбиться из сил, а потом заявила, что все-таки не верит этому и не собирается говорить, что верит.
— Прекрасно, — сказал сэр Импи. — Человек, который верит в христианские догматы, не запутается в противоречивых свидетельствах. Но нельзя рассчитывать на то, что жюри присяжных будет целиком состоять из религиозных консерваторов. Как насчет другой женщины и мужчины?
— Ну, с женщиной все получилось довольно неожиданно. Это дородная, процветающая вдова, держит кондитерскую. Она сказала, что не считает вину подсудимой доказанной и что, возможно, мисс Вейн и решилась бы на это, но что касается ее лично, она не дала бы повесить даже собаку, будь та старой или безнадежно больной. А мистер Бойз мог сам принять яд или быть отравлен своим кузеном. Все могло быть. Она уже присутствовала на двух процессах по отравлению и в некоторых других случаях не была удовлетворена приговорам, в частности по делу Седдона. Собственное мнение о мужчинах у нее как-то не сложилось, хотя она похоронила уже третьего мужа и — как вы сами понимаете — имеет кое-какой опыт общения, поэтому она, в принципе, не доверяет показаниям экспертов-мужчин. Сначала она хотела проголосовать с большинством, но затем почувствовала неприязнь к старшине, который пытался подавить ее своим мужским авторитетом, и в конце концов заявила, что поддерживает моего друга мисс Климпсон.
Сэр Импи рассмеялся:
— Очень интересно. Вот бы всегда иметь такую внутреннюю информацию о присяжных! Мы выворачиваемся наизнанку, чтобы добыть доказательства, а затем один из присяжных принимает решение, опираясь на то, что на самом деле вовсе и не доказательство, а другой поддерживает первого на основании того, что доказательствам вообще нельзя доверять. А что мужчина?
— Мужчина-художник был единственным, кто действительно понимал образ жизни, который вели покойный и подсудимая. Он поверил вашей клиентке и сказал, что, если девушка действительно так относится к мужчине, последнее, что она захочет сделать, — это убить его. Она скорее отойдет в сторонку и будет наслаждаться его болью. Он поверил ее рассказу о покупке ядов, который кому-то мог показаться надуманным. Он заявил также, что Бойз, насколько он знает, был тупым, самодовольным типом. И книги его — он читал некоторые — по сути своей аморальны. Так что невелика потеря. Он считал более чем вероятным, что это самоубийство, и был готов поддержать каждого, кто думает так же. Потом он испугал присяжных, сказав, что привык не спать допоздна, не боится духоты и готов прозаседать хоть всю ночь. Мисс Климпсон поддержала его: во имя праведной цели совсем нетрудно перенести небольшое личное неудобство, тем более религия приучила ее поститься. У третьей женщины началась истерика, а мужчина, у которого на следующий день была назначена деловая встреча, возмутился. Тут во избежание кровопролития старшина заявил, что придется им признать, что они не могут прийти к единому мнению. Вот так все и случилось.
— Они дали нам еще один шанс, — сказал мистер Крофтс, — все к лучшему. Дело не может быть рассмотрено до следующей сессии суда, у нас есть около месяца, и, возможно, в следующий раз будет судья Бэнкрофт, он не такой суровый, как Кроссли. Вопрос в том, можем ли мы как-то укрепить наши позиции?
— Я собираюсь положить на это все свои силы, — сказал Уимзи. — Где-то должны существовать доказательства, вы же понимаете. Я знаю, что вы все трудились, как бобры, но я собираюсь потрудиться, как предводитель бобров. И у меня есть одно преимущество перед всеми вами.
— Больше ума? — предположил сэр Импи, ухмыляясь.
— Нет, я никогда не имел этого в виду, Бигги. Просто я действительно верю в невиновность мисс Вейн.
— Черт возьми, Уимзи, неужели мое красноречие не убедило вас, что и я всем сердцем в это верю?
— Конечно убедило. Я чуть не заплакал. Старина Бигги, сказал я себе, уйдет из коллегии адвокатов и перережет себе горло, если вердикт не удовлетворит его: он не сможет больше верить в британскую юстицию. Нет, это был ваш триумф — то, что присяжные не смогли прийти к соглашению и вы получили отсрочку, старина. Кстати, если не секрет, кто вам платит, Бигги?
— «Крофтс и Купер», — лукаво ответил сэр Импи.
— Это что — благотворительность?
— Нет, лорд Питер. На самом деле расходы по процессу несут издатели мисс Вейн, ну и одна газета, которая печатает с продолжением ее новую книгу. В результате всего этого они ожидают всплеска читательского интереса. Но, откровенно говоря, я не знаю, что они скажут сегодня по поводу расходов на новый процесс.
— Стервятники, — сказал Уимзи. — Пусть продолжают финансирование, и скажите им, что гарантии будут. Только не упоминайте мое имя.