Любструм обернулся и в последний раз взглянул на него.
— Нет, Тит. Его здесь действительно нет.
Остаток вечера Эндор прогуливался по парку. Черные деревья и кованые железные скамейки были покрыты мокрым снегом. Он задавался вопросом, как Малико добрался до Любструма. Что у него есть на следователя? Эндор сел на одну из скамей и начал строчить набросок отчета в свою тетрадь, в котором разоблачал связь Любструма с преступником, а так же рекомендовал немедленно задержать его и отстранить от занимаемой должности. Скамья была холодной и сырой, а от промокшей одежды у него разболелась голова, поэтому он зашел в ближайшее кафе, где заказал кружку горячего шоколада с капелькой амасека.
Стремительно темнело. Снег не прекращался, и Эндору уже почти стало казаться, что бледное небо этого мира состояло лишь из снежинок, которые случайно отрывались от небес и обнажали первозданную тьму, на которую их наклеили.
Эндор вернулся в зендов-клуб рано, еще даже до того, как закрылась Театрикала, и все это время ожидал девушку, но она так и не появилась. Он прождал ее полночи, и лишь затем начал задавать вопросы. Остальные танцовщицы были немногословны. Они хорошо знали, что нельзя давать ни каких личных данных мужчине, посещающему клуб.
В конце концов Эндор за непомерно большую сумму крон подкупил младшего бармена, чтобы тот проскользнул в кабинет директора и подсмотрел адрес девушки в бухгалтерской книге.
Они встретились у рабочего входа, и Эндор, отдав деньги, получил заветный свернутый листок:
Мира Залид, Арбоган 870.
Эндор решил подождать до утра, но беспокойство снедало его. Он купил бутылку амасека в таверне на Орошбили-стрит и сел в поезд на магнитной подвеске в Корсо Сэйнт Хелк в северной части города. Эндор доехал до конечной станции, после чего ему долго пришлось пробираться по рокритовым проходам: Золинген, Зарбос, Арбоган.
Лестничные пролеты были абсолютно не освещены, а кое-где и завалены мусором. На пятом этаже бушевала семейная ссора, их соседи кричали, требуя прекратить шуметь. Как раз перед тем, как он, наконец, отыскал дверь с табличкой «870», Эндору пришло в голову, что 870 — это два раза по 435.
Тит стоял в мрачном коридоре, слушал, как в шуме и криках разрушается чья-то личная жизнь, и размышлял, что может означать подобное совпадение чисел. Числа могут быть опасными. Жизненный опыт и насыщенная событиям карьера подтверждали это. Некоторые из них, как правило, абстрактные математические конструкции, обладали особой властью. Эндор слышал о нескольких случаях, когда когитаторы подвергались тлетворному воздействию варповых чисел, а сам он много лет назад был участником другого дела, когда какой-то старый дурак ошибочно полагал, что обнаружил Число Разрушения. Эндор и Грегор без проблем схватили его, тогда они восприняли его всерьез. Он забыл имя того глупца, какой-то старый писец, но все равно помнил этот случай. Тогда они были следователями, он и Грегор, и только начинали свою карьеру. Они были друзьями.
Много лет назад, в другой жизни.
Его разум блуждал по старым воспоминаниям. Вдруг Эндор моргнул и удивился, как же долго он простоял в темном коридоре рядом со 870-ым блоком. Скандал утих. Откуда-то раздавался слабый звук зендова, проигрываемого на старом вокскордионе.
Он решил, что нужно успокоить нервы глотком амасека, и обнаружил, что бутылка в руке уже наполовину опустела.
Эндор постучался.
Никто не открыл. Кто-то в соседней квартире в полусне закричал в объятиях ночного кошмара.
Он постучал снова.
— Мира Залид? — позвал он.
Дверь была сделана из дерева, обитого железом, и запиралась на три цепочки и двойные засовы, соединенные с замком фирмы «Блом эт Сью», который был слишком дорогим для такого жилья. Эндор порылся в кармане брюк и нашел свой универсальный ключ. Тонкие лезвия выступили из рукояти, проскользнули в замок и зашуршали, изучая его устройство.
Он подождал. Последний шорох, и универсальный ключ повернулся. Замок поддался, и засовы с грохотом вращающихся барабанов сдвинулись.
Эндор засунул универсальный ключ в карман и распахнул дверь ногой.
— Мира?
В запущенной квартире было холодно и темно. Окна зала выходили на вымощенный шлакоблоком внутренний двор и были открыты нараспашку. Через них внутрь залетал снег. Шторы из прохудившейся ткани частично затвердели от холода. Он натянул латексные перчатки и щелкнул выключателем. Потолочные светильники стали медленно и лениво загораться. Фиолетовая плесень уже колонизировала чашки и тарелки на маленьком обеденном столе. На голом полу валялось перевернутое кресло. На стенах беспорядочно висели пикты со смеющимися друзьями и семейными торжественными собраниями, они теснились между театрикальскими афишами и программами с пяти миров: Гудруна, Эустис Майорис, Бронтотафа и Лигерии.