Как бы то ни было, нас, разумеется, не мог не волновать вопрос о назначении пещер. Какими обстоятельствами могло диктоваться их создание? Поначалу нам трудно было судить об этом. Во всяком случае, появление таинственных катакомб могло быть не менее целесообразным, чем создание столь же древних искусственных пещер Кара — Тепе, Старого Орхея или Киево — Печерской лавры, где также затрачен колоссальный труд людей.
Однако шло время, и по мере ознакомления с историей Заволжья все более укреплялась наша уверенность в неслучайной связи создания подземелий с существованием монастыря.
С помощью работников местного музея и старожилов удалось собрать о нем скупые сведения.
Был он женским и просуществовал то ли до 1923, то ли до 1924 года. Т. Д. Садчикова, уроженка Безродного, рассказывала, что поначалу монастырь был деревянным, а когда вдруг сгорел, то на деньги богатых купцов и прихожан был отстроен заново, из камня. Указала она и место, где располагалось монастырское подворье — неподалеку от двухэтажного здания земской школы, что стоит на крутобережье Ахтубы, кстати, там, где и были обнаружены ходы.
В тридцатые годы заброшенное здание монастыря разобрали по кирпичику для каких–то хозяйственных нужд и колхозных построек. О времени возникновения монастыря Садчикова ничего не знала.
Правда, богомольная мать ее сказывала, будто монастырь возник на месте «боговых печор», которые отыскал некий старец по имени Лукьяныч.
Эти и другие, добытые по крупицам сведения по времени совпадали с началом освоения Волго — Ахтубинских займищ русскими поселенцами, с тяжким временем царских притеснений, гонений и религиозных распрей. Со второй половины XVII века, с возвышением патриарха Никона, в Заволжье появились бежавшие из сел и городов раскольники. В лесах и пустошах, в глухих урочищах и неведомых заимках ставили они свои скиты, молились, ждали погибели «антихристов». В скитах селились старообрядцы разных толков: духоборцы, молокане, богомилы, еноховцы, аввакумовцы…
Иные староверцы–голбешники (от слова «голбец» — погреб) исповедовали истинность веры в уходе в пропасти земные, в вертепы, пещеры, ибо «нечестием людей на тридцать сажен осквернена земля». Рыли подземелья, в известняке или песчанике вырубали кельи, склепы, прятались от земного света. Немало таких обиталищ по Волге, на Хопре да в лесах вдоль Медведицы знавали люди…
Отголоски тех времен напоминают о себе и сегодня. Неподалеку от Камышина в склонах Урак–горы обнаружены скитские пещеры с тесными кельями, узкими проходами, с закопченными от нечистого воска сводами. Видно немало лет провели здесь отшельники.
Известны по преданиям пещеры на Мячном бугре у села Селитренного, на Ушах, что близ Камышина, в глубоких балках у Дубовки. Неподалеку от хутора Бубновского, на Хопре, еще десяток лет назад любознательные подростки пытались пройти весь долгий путь по подземному ходу, ведшему неизвестно куда, но отступили из–за угрозы обвалов. А старики предполагают, не к сокровищам ли народного вождя, казака Кондратия Булавина ведет он? Богатая, по слухам, казна была у повстанцев, но попрятали добычу надежно. Многие пытались сыскать, да куда там…
Вот и безродненские катакомбы имеют непонятное происхождение. Если их протяженность такова, как утверждают старожилы, те какой же многолетний труд был заложен в их создание? Для какой цели?
Вскоре после сообщения Садчиковой о точном местоположении бывшего монастыря мы с Копновым пошли туда. Никаких особых надежд на открытия не питали — знали, что квартал почти полностью застроен, но все–таки… Хотелось убедиться, что ли. Ну и выяснить насчет раскопок, если б позволили городские власти. Была у нас такая задумка.
Ходим вдоль домов, выискиваем хоть какую–нибудь колдобину в земле, хоть мало–мальский след провала… и окончательно убеждаемся — ничего. Все поглотил город. Дворы залиты асфальтом, дорожки распланированы, в геометрически правильных скверах деревья уж в добрый десяток метров вымахали.
Еще убедились, что копать в этой ухоженности и благообразии нам вряд ли придется. Тут не то что домоуправ, любой дворник на дыбы поднимется. А вообще как трудно даже на миг представить рядом с окружающим нас стеклом и бетоном черные узкие подземелья, мрак и сырость галерей, для чего–то людьми же и сотворенными. Но ведь они есть, они существуют!
Вышли на берег Ахтубы, к старой школе. Вечерело. С крутого берега плавящейся в лучах закатного солнца реки широко, вольготно распахивалась взору синеющая даль поймы. Курчавиной густых перелесков, светлыми прогалинами полей и лугов, зеркальцами множества озер и ильменей устилалась, уплывала к зыбкому горизонту зеленая равнина. Легкая белая дымка, точно кисея, скрадывала очертания отдельных деревьев, строений, и оттого вся долина казалась безбрежным и неспокойным изумрудным морем.