Горело небо. Огненным шлейфом разметались по нему редкие облачка, будто отсветы давних битв и пожарищ, пронесшихся над долиной, над степным краем за все долгие века. Сколько всего помнит эта земля, сколько неведомого скрывает! Да только непросто выведать ее тайны.
Отшельник
На какое–то время наши поиски приостановились. Точнее, наступил тот неизбежный этап исследований, когда наибольшую пользу приносит внешне неэффектный, неспешный и кропотливый изыскательский труд. Он заключался в отыскании старожилов Безродного, в большинстве своем разъехавшихся по окрестным деревням и поселкам, в поиске необходимых документов о монастыре, в розыске тех строителей, которые в шестидесятых годах обследовали катакомбы.
Особые надежды связывались с Саратовским и Астраханским архивами. Дело в том, что территориально бывшее село относилось к Астраханской губернии, а церковь, как выяснилось, входила в епархию саратовского епископа. Там могли сохраниться нужные нам материалы о безродненском монастыре и — как знать? — может, и по истории создания подземелий. Перепиской занялся музей, меня же больше интересовали строители.
И здесь на первых порах нам повезло. Случайно я узнал, что существует папка с материалами разведочных бурений, вскрытий шурфов в районе подземных ходов, с отчетами ростовских маркшейдеров–горнопроходчиков. Имелись в ней и другие любопытные сведения о подземелье. Сообщил об этом Б. Д. Огнев, тогдашний директор Волжского бюро путешествий и экскурсий, сам страстный путешественник, энтузиаст краеведения. Он сразу же предложил свою помощь.
— Лет пять назад я эту папку видел, — рассказывал Борис Дмитриевич. — Помню, зеленоватого цвета, довольно объемистая. Там отчеты геодезистов, геологические разрезы на миллиметровках и еще записи рассказов местных жителей, из стариков. Интересно, что рыли подземные ходы якобы верующие поселяне, а руководил ими монах, из пришлых, Андрей Лукьянович Черкасов, если не ошибаюсь. Работы велись скрытно, землю в мешках вывозили ночью. Вообще особых находок там как будто не обнаружили. Да и сами пещеры, как видно, не из древних. Вероятно, середина прошлого века.
— А протяженность? Что известно об этом?
— Точно не помню. По крайней мере, не слишком большая. Но ходы очень разветвленные, часть из них неизвестно куда ведет. Да, слушай, главное забыл! В той папке я видел схему подземелий…
Последнее сообщение было наиболее важным. Если время создания катакомб нас несколько разочаровывало: похоже, не бог весть какая старина, — то план подземелий вероятнее всего уникален. Сейчас, когда район расположения пещер полностью застроен, схему ходов, пожалуй, уже не восстановить.
Зеленую папку надо было непременно найти.
Но поиски — ни мои, ни Огнева — ни к чему не привели. Обращались в самые разные организации и ведомства, хоть как–то причастные к строительству города, — нигде о зеленой папке ничего да слышали. Как, впрочем, в большинстве своем и о самих пещерах.
Шли недели, за ними месяцы — папка с планом загадочных ходов как в воду канула. Пропала…
Прошло более года. Разные дела и заботы без остатка заполняли дни, и история с монастырскими подземельями все реже занимала думы. Она не забылась, не ушла совсем, но словно потускнела, потеряла свою привлекательную таинственность. И все же какой–то осадок от неразгаданной тайны оставался, беспокоил. Так бывает на душе от плохо исполненного или вовсе незавершенного дела.
Правда, кое–что за это время выяснить удалось. Помогли прежние жители села. Беседы с ними позволили узнать любопытные подробности из жизни большого, в триста с лишним дворов, с 12 тысячами жителей, степного поселения, прояснили ряд деталей в истории создания подземелий.
Не все достоверно в толкованиях, подчас версии не совпадали, да это и понятно: большинство из старожилов родились после описываемых событий, сами лишь понаслышке от родителей знали о Лукьяныче и его тайных делах. Учесть надо и то, что царские власти и официальное духовенство однажды все же пресекли деятельность набожного старца, поэтому истинные цели создания подземелий остались под плотным покровом тайны.