Я чувствовала, что под спиной становится все теплее и теплее. Кровь. Было ужасно больно. На несколько мгновений я даже ослепла, а когда зрение вернулось Шон стоял надо мной, и на его лице не было видно ни тени сожаления. Он просто сделал еще глоток виски, развернулся и ушел, хлопнув дверью спальни.
А я не могла сесть, даже думать было больно. Уже почти, почти позвала Шона, но страх победил. Его отсутствующее бесстрастное лицо запечатлелось в памяти навсегда. Он псих, маньяк, а вдруг он окончательно спятил и может меня убить? Долго лежать нельзя, а то я рискую умереть от кровопотери… Есть ли на спине артерии? Я понятия не имела. Но есть позвоночник. Для того, чтобы убедиться, что все не совсем плохо, я попыталась пошевелить пальцами ног и рук. Удалось. Это хорошо, да? Я попыталась сесть, но стало еще большее, я не сдержала вскрик, перепугалась, что вернется Шон, зажала рот рукой и, не переставая всхлипывать, ползком направилась к двери.
Я ползла по улице, стирая кожу на ладонях и коленях, оставляя за собой кровавую дорожку. А когда отползла на несколько домов, решила позвонить в скорую по сотовому, который, к счастью, ни на минуту из рук не выпускала. Я лишь надеялась, что меня спасут раньше, чем я истеку кровью.
Глава 1. Хитрец
Настоящее время
— Эй, Миссиссипи, — я поднимаю голову и смотрю на вошедшего. Полагаю, глупо ругаться с дяденькой, который уже давно физически вырос, но все еще зовет тебя именем штата, в которым ты родился, в надежде досадить. — К тебе посетитель.
Вы, наверное, подумали, что я в тюрьме? Я тоже так подумала и все еще думаю. Но, несмотря на колоссальное сходство, это не так. Темные забетонированные стены, пуленепробиваемое стекло и решетки на окнах, строгий режим и суровые наказания, казенная мебель и скудный паек. Добро пожаловать в военно-воздушные силы США. Правила посещения, кстати, такие же, как в тюрьме. Тут военная база, а не абы что! По мне так добровольная колония. Ничего, это не первая моя попытка выжить при любом раскладе и добиться успеха.
Я иду по коридору, звонко стуча каблучками по каменному полу. Эти туфли совсем не подходят к обстановке. В них могла бы щеголять самая привередливая невеста. Но что делать, я люблю классные тряпки, а себя в этих тряпках люблю еще больше. Рядовой отдает честь и толкает дверь. Женщин на этой базе всего трое. И все из разных штатов, потому мы и стали Миссиссипи, Вирджинией и Невадой. На самом деле все сложнее и, кажется, это моя вина, но об этом позже.
Как только я вхожу в двери, дурацкие мысли о кличках военных вылетают из головы. Мужчина, который сидит в кресле, некогда являлся мне во снах, которые можно назвать эротическими фантазиями карьеристки, правда, было это года эдак три назад. А теперь я работаю в военно-воздушных силах США и усердно делаю вид, что все остальные должности меня ни капельки не интересуют. Еще бы зарплату иметь более достойную, и вообще не о чем мечтать… Или я это себя так настраиваю?
— Добрый день, доктор Конелл. — Он поднимается и протягивает мне руку. Его мягкий итальянский акцент тянется как густой мед. У меня даже на языке приторно становится. А ведь представиться даже не торопится. Испытывает.
— Мистер Монацелли, — говорю я холодно. Не вижу смысла притворяться, что его внешность мне незнакома.
— Можно Манфред.
— Предпочту мистер Монацелли, — отзываюсь я, добавляя голосу притворной любезности. На самом деле я не всегда такая ядовитая, но Манфред будит во мне грустные воспоминания, а в расстроенных чувствах я за себя не всегда отвечаю. Кстати, шпильку он проглатывает, будто таковой и не было.
— Доктор Конелл, — начинает Монацелли. — Я предлагаю вам работу.
У меня глаза на лоб лезут прежде, чем я могу саму себя остановить.
— Без тестов и проверок? Без ничего? — Да так же не бывает, это подстава?
— Вот именно, без ничего. — Он улыбается, и вокруг его глаз собираются добрые морщинки. Он знает как воздействовать на людей. Но моя обида на всю их братию сильнее.
— Простите, но я не заинтересована. — И тут уже глаза лезут на лоб у него. Я с удовольствием наблюдаю как морщинки вокруг его глаз медленно перетекают в складки на лбу, вдохновились его искренним недоумением, не иначе. Спохватившись, я заставляю себя встать и направиться к двери.
— Доктор Конелл, назовите цену, условия, что угодно.
А ведь это интересно. С чего бы вдруг ему меня умолять? Хотя пусть и интересно, но не настолько, чтобы сдаться. Я же не мазохистка.