— Стас, ты же хотел на киншасский рынок попасть, а там знаешь что? Копченые обезьяны, антилопы и прочие дикие животные. Весьма экзотично.
— Нет, пожалуй, оставим это желание нереализованным. От одного вида этих яств мне становится дурно, пойдем скорее в отель.
Мы ограничились фруктами и двинулись в сторону отеля, но посчитали излишним выйти на знакомую нам дорогу, и пошли по параллельному ей проулку, решив срезать изрядный кусок. Проулок был безлюдным и после оживленных улиц Киншасы, мне стало не по себе. К тому же, в сознании поселилось ощущение присутствия кого-то рядом, не Жана, а кого-то постороннего, и к тому же угрожающего. Непреодолимое чувство тревоги пульсировало параллельно сердечному ритму, чем дальше мы отдалялись от людей, тем больше это чувство усиливалось.
— Жан, ну зачем мы пошли здесь, уже почти сумерки, ты уверен, что эта дорога точно приведет нас к отелю? — спросил я, начиная паниковать.
— Да Стас, если не уверен, посмотри по карте и прекрати нервничать, ты сбиваешь меня с мысли, — с некоторым раздражением ответил Жан.
— Хорошо, давай остановимся и я посмотрю, — сказал я, разворачивая карту, взятую в отеле. — И что за мысли у тебя появились?
В этот момент, откуда ни возьмись, к нам подскочило трое парней неопределенного возраста, черных как ночь. Жан от неожиданности шарахнулся в сторону и, споткнувшись о какую-то железяку, точащую из асфальта, упал.
— Вы что? — поднимаясь и отряхиваясь, разразился проклятиями Жан.
Парни зло рассмеялись. Жан явно разозлился: — Освободите дорогу!
— О, смелые Мунделли! Конечно, мы освободим вам дорогу! — угрожающе произнес ближний из них. — Только для начала, давайте сюда ваши деньги. Посещение нашей прекрасной страны является для вас платным.
— Пошевеливайтесь, Мзунгу10! — Прошипел второй, который успел обойти нас, и теперь находился за спиной Жана.
Я посмотрел в сторону говорившего, он почти растворился в темной густой зелени кустарников и наступавших сумерках, и лишь его драная футболка, когда-то бывшая белой, обрисовывала силуэт человека. В руке незнакомца что-то блеснуло.
В моей голове пронеслась мысль о том, как паршиво лежать на грязном, вонючем асфальте в безлюдном переулке нищей африканской страны с дырявым животом в луже собственной густеющей крови. Дальше понеслись не менее мрачные мысли, и возможно я бы потерял сознание от всего этого вертящегося потока, но Жан, сильно схватив меня за локоть, тихо произнес: — Стас, не нервничай, достань деньги и отдай им.
Меня словно окунули в холодную прорубь.
— О, вот и хваленое конголезское гостеприимство! Ну, что ж, у меня осталось около десяти тысяч конголезских франков после нашего обеда и не размененная двадцатка долларов. Их что, устроит эта сумма?
— Стас, давай все что есть, эти парни явно не шутят, — прошелестел француз, а в сторону парней произнес спокойно и громко: — Хорошо, хорошо, сейчас мы отдадим вам все деньги, которые у нас есть.
Я достал из карманов сложенные купюры и протянул конголезцам.
Третий парень, низкорослый и отчаянно худой, в сетчатой майке, стоявший немного поодаль и нервно переминавшийся, подскочил в два прыжка ко мне, выхватил деньги, пересчитал и крикнул первому, явно старшему в их шайке: — здесь слишком мало!
Первый, усмехнулся: — Какие жадные, Мунделли! Обыщи их.
Тот подскочил ко мне, пошарил по карманам и, вытащив мобильный телефон, засунул к себе в карман.
Первый кинул ему: — Часы, цепочки, кольца. Бери все.
Сетчато-дистрофичный захихикал, схватил меня за левое запястье и стал расстегивать мои Longines, я выдернул руку, тот огрызнулся и крикнул: — Квикли!
Я расстегнул ремешок, медленно снял часы и вложил в нервно трясущуюся черную руку. Жан проделывал тоже действие со своими часами.
— Все, больше у нас ничего нет. — сказал француз. — Мы можем идти?