– Да тут и полагать нечего, – буркнул Грязнов, исподлобья наблюдая за произносящим изысканный, по его мнению, тост, – тот самый, о ком ты имел уже удовольствие слышать.
– А-а, – так же негромко протянул Турецкий, орудуя вилкой и ножом, – который с курвой, ага? – и упер в Славку такой наивный взгляд, что тот едва не поперхнулся. – Как нам с тобой повезло, старик!… Может наконец врезать все, что думаем, всю, понимаешь, правду, в эту… в матку. Как? Поможешь или самому?
– Тебе, Саня, один хрен, а мне под ним ходить… Нет, не мне, а делу! Чуешь?
– Вот с этого и надо было начинать… Тишина в студии! Это он нам слово дает. Ща получит, блин! – Турецкий встал и тоже поднял, но не бокал, а рюмку. – Нам, так сказать, мужикам, сильно повезло. Господа, говорите? – Он обвел глазами присутствующих. – Это… интересно. Лиля, сделай одолжение своему, так сказать, старшему товарищу, то есть мне, представь нас с Вячеславом твоему народу, которого, если верить недавним твоим уверениям, в настоящий момент здесь нет и быть никак не может, ибо ты умираешь от тоски и одиночества. Впрочем, возможно, я ослышался, когда говорил с тобой днем по телефону. Скорее всего, именно так, поскольку и день-то сегодня какой-то неудачный, я бы сказал, драматический. Там, внизу, на втором этаже, сгорела женщина. На происшествие собралась, точнее, задействована вся Москва. Давно столь массового посещения не наблюдал. Впрочем, повторяю, сидящим здесь все мной рассказанное вряд ли интересно. Как неинтересно оно и тем, кто поднял шум на весь мир. Это ведь несложно, в общем, обладая некоторой властью, по-быстрому навешать распоряжений и отвалить на праздник сердца. А что делать прикажете? Время такое. Нельзя же, в самом деле, постоянно сострадать и лично выезжать на каждое происшествие. Дураки всегда найдутся. Вот вроде Грязнова, самого грамотного сыщика на свете, без преувеличения, или аз грешного, тоже не от конфирмации… Что еще можно добавить? Лиля – женщина красивая, которая имеет полное моральное право праздновать свое совершеннолетие с кем угодно и когда угодно. Поэтому вперед, Лиля, но помни: жизнь состоит не только из праздников. Слышал, тебя уже завтра ждут на службе с целой кипой предложений по поводу многочисленных «висяков», коими в последнее время так грешит Генеральная прокуратура. Почему-то. Я все сказал, Вячеслав Иванович, от нашего имени? Ничего не забыл? – Грязнов кивнул, и Турецкий продолжил: – Ну раз такое дело, я кончаю. Тебя я, Лиля, уже целовал, поэтому позволь нам со Славкой теперь просто спокойно поесть. Мы устали и голодные. – И, садясь, заключил: – Между прочим, Славка, я всегда был уверен, что в нашей профессии корпоративность была выше любых других привязанностей. Но ты, я полагаю, сочтешь, что я не прав, так?
– Ну почему же? Как раз и прав, – не поднимая головы, но тоже громко сказал Грязнов. – Только я уже давно не вижу корпораций. Ферейнов, к примеру, до фига и больше, а вот чтоб как в добрые старые… извиняй, дружище.
Неловкую паузу неожиданно нарушил тамада, он же заместитель министра, господин Кашинцев, новый человек в системе высшего руководства МВД. Он выпил свой бокал, плеснул на дно водки и снова поднялся.
– Мужики, – сказал проникновенно, – я очень рад познакомиться с вами. Лично для меня это высокая честь. Ей-богу, не вру. Я ведь в нашем министерстве недавно. Да вы и сами знаете. О вас, Вячеслав Иванович, я слыхал еще, когда в академию нашу поступал. Ну а Турецкий, как мне говорила наша уважаемая именинница, вообще легенда. И я теперь готов ей поверить. Поэтому я прошу вас… не знаю, как сказать, чтоб не обидеть, а, все равно… мужики, я рад знакомству с вами. А что касается этого пожара… ну так что было делать? Лиля кричит: дом на воздух взлетел! Вячеслав Иванович, я готов лично принести извинения и вам, и вашим коллегам.
– Значит, все-таки я был прав, – негромко сказал Турецкому Слава, – поэтому месть должна быть красивой. Ладно, сочтемся однажды. – И громко продолжил: – Не берите в голову, товарищ генерал. Работа – она и в сортире работа, кому, как не нам с вами, знать. Это в провинции по свистку обычно все службы в ружье ставят, а в Москве от такого азарта только неразбериха бывает. Это я так, из опыта. Генпрокуратура, МУР, недоставало еще ФСБ, ФСК, ФАПСИ и президентской охраны. Чтоб, знаете ли, полный джентльменский набор. Повторяю, на первых порах такое бывает. Поэтому никто не в обиде. И давайте забудем. А то над нами смеяться станут.
Гости, похоже, не врубились, о чем идет речь и о каких обидах говорит этот рыжеватый нахальный тип, так независимо пикирующийся с заместителем министра внутренних дел. Все они, к счастью, были далеки от той профессии, которую выбрала себе именинница, они были дальними и ближними родственниками, для которых знакомство с руководителями правоохранительных, так сказать, структур было не только лестным, но и престижным. Если б только выражались яснее да и выглядели посолиднее.
Между тем пришло первое насыщение, а вместе с ним и некая апатия. В смысле нежелания дальнейшей пустой болтовни и, напротив, активного желания покурить. В этой столовой никто еще не курил, значит, следовало выйти в коридор. Или на лестницу. Что хуже. Но, вообще-то говоря, по старинной советской привычке не помешала бы и кухня – этот вечный клуб диссидентов, мечтателей и обойденных жизнью. Получилось так, что Турецкий, Грязнов и генерал Кашинцев, не сговариваясь, поднялись и дружно отправились на кухню. Молча вынули свои пачки. У генерала оказались, случайно разумеется, лучшие – подлинный «Честерфилд». Турецкий не устоял, Слава подумал и тоже вынул сигарету, взамен предложив «Ронсон». Первые затяжки, как и положено, были сделаны в молчании. Затем все трое взглянули друг на друга и весело, безудержно, по-идиотски глупо расхохотались.
– А ты, мужик, ничего! – похвалил сквозь смех Турецкий и хлопнул генерала по плечу.
– Хлопцы, – с легкой грустинкой сказал Кашинцев, – ну гадом буду, даже поговорить не с кем. Верите?
– Это случается, – солидно заметил Грязнов. – Но очень редко. А при мне еще ни разу… Шурочка вот, помню, хотела однажды всплакнуть… Помнишь, Саня? И та удержалась. И нас не оказалось рядом – См. роман Ф. Незнанского «Контрольный выстрел» (М., 1997)…
– Это вы, мужики, про Романову? – тихо спросил генерал. – Та, что вместе с сыном в реке утонула, да?
– Ага, – зло хмыкнул Грязнов, – именно утонула… Но я хотел не о том… не о ней, генерал. Я – вообще о жизни.
– Мужики, – начал Кашинцев, словно принял кардинальное для себя решение. – Я действительно о вас слышал много. И разного. Но привык верить своим впечатлениям. И, если не будете смеяться, скажу: женщинам. Они ошибаются реже нас. Так вот, я не хотел бы, чтобы наше знакомство стало тем первым блином, который, сами знаете. Вот вам моя рука, и дальше – что в моих силах, понимаете? Я в Москве человек новый, и мне эти аппаратные игры по херу… Извините… А что, там, внизу, действительно серьезное дело выплывает?
Турецкий с Грязновым переглянулись, как бы решая, что делать: поверить или послать к чертовой бабушке? Слава кивнул первым. Турецкий усмехнулся и сказал:
– Наглая работа. Поэтому ничего нельзя исключить. Нечто подобное мы с ним, – он кивнул на Славу, – имели года полтора назад. Довели до суда, но все кончилось пшиком. Скучно, генерал. Понимаете?
– Понимаю, – ответил Кашинцев, гася окурок в пепельнице. – Я, со своей стороны, могу обеспечить только то, что в моей компетенции. Ее не так уж и много, но она есть, мужики. Вот вам визитки, звоните по прямому. В конце концов, нас не так уж и много на свете.
– Нас – это вы кого имеете в виду? – поинтересовался Грязнов.
– Я сказал нас, – и хлопнул Турецкого с Грязновым по плечам. – Но, мне кажется, мы можем испортить прекрасной женщине праздник.
– Могли бы, – подчеркнул Турецкий. – Но уже нет такого желания.
– А мне она нравится, – вдруг с грустью сказал Кашинцев. – Все понимаю… Эх, братцы, плюнуть бы!
– Так за чем же дело?! – воскликнул Турецкий.
– Дело? – усмехнулся Кашинцев. – За мной, Александр Борисович, за мной…