Принимал участие в операции ЧК под руководством Дзержинского и Петерса, выдавая себя за Шмидхена. Вместе с Буйкисом/Брейдисом и Энгельгардтом/Штегельманом проник в контрреволюционную организацию капитана Кроми в Петрограде. Затем он и капитан Эдуард Берзин обратились к Локкарту в Москве и убедили его в том, что латыши могут принять участие в его заговоре. Обстоятельства смерти неизвестны.
Как нарком иностранных дел РСФСР, он блестяще вел в Брест-Литовске обреченные на провал переговоры большевиков о прекращении войны с Германией. Сначала позволил Локкарту думать, что Великобритания и большевистская Россия могут сотрудничать, но по мере того, как немецкая угроза большевизму ослабевала, ослабевал и интерес Троцкого к Британии. Сменив на посту наркома по иностранным делам Георгия Чичерина, Троцкий создал и возглавил Красную армию, которая в конечном итоге отразила внутреннюю и внешнюю контрреволюционные угрозы. Позже Сталин убил его, как и многих других старых большевиков.
Глава Петроградской ЧК. Был убит поэтом Леонидом Каннегиссером утром 30 августа 1918 года, что ускорило решение большевиков о немедленном уничтожении заговора Локкарта.
К читателю
Заговор Локкарта — это тайный сговор британских, французских и американских агентов, состоявшийся весной-летом 1918 года, когда исход Первой мировой войны был еще не предрешен. Целью заговора было убийство лидеров нового правительства Владимира Ленина и Льва Троцкого, свержение недавно установившегося и еще шаткого большевистского режима, а также продолжение войны с Германией на Восточном фронте. Участники заговора и их оппоненты по понятным причинам работали в секрете. Они обменивались разве что безобидными письмами, не вели дневников и не получали никаких прямых правительственных инструкций — словом, не оставляли улик. Конечно, сохранилась документальная отчетность, но в ней нет никаких «горячих следов», которые доказывают, что союзники давали своим агентам приказ свергнуть большевиков. Возможно, эти отчеты были проверены, то есть прошли цензуру. К тому же в 1918 году союзные правительства опасались, что большевики взломают их шифры, и поэтому писали агентам с большой осторожностью и получали столь же осторожные ответы. Когда агенты высказывались в письмах открыто, это означало, что ситуация настолько туманна и сложна, что они не понимают, что делать.
Возможно, в архивах российской тайной полиции, известной сегодня как ФСБ, хранится много важных и значимых материалов, но они недоступны для западных исследователей, да и российские ученые цитировали оттуда немного, а то, что они цитировали, вряд ли можно назвать стоящим.
Конечно, существуют газетные и журнальные публикации, но историк должен относиться к ним с осторожностью. Все осложняет то обстоятельство, что после раскрытия заговора те авторы, которые писали о нем, делали это из корыстных побуждений. Их рассказы ненадежны.
Локкарт в своих воспоминаниях полностью отрицал, что ответственен за заговор, чего и добивалось от него британское правительство; Сидней Рейли, «король шпионов», напротив, заявил о том, что играл главную роль в этой истории, что едва ли можно считать правдой. Единственный крупный российский деятель, который подробно писал об этом заговоре, намеренно присвоил себе более важную роль, сыгранную одним из его пособников, но и это было много лет спустя, когда тот умер и уже не мог возразить.
Несмотря на все это, заговор не остался без внимания американских, британских, французских и российских историков. Но многим авторам, которые пытались рассказать эту историю в журнальных статьях, главах и разделах книг, пришлось пробираться через лабиринты темных документов, отчетов и телеграмм, а затем по минному полю намеренно вводящих в заблуждение счетов и заявлений, ошибочных следов и откровенной лжи. Им это удавалось с большим или меньшим успехом, более или менее творчески, более или менее удачно. Каждый историк так или иначе сталкивается с подобными трудностями, независимо от выбранного им предмета. Все написанные истории несовершенны и неполны, но заговор Локкарта — более сложная тема, чем большинство других.
Перед вами первая монография, целиком посвященная этому заговору. Мне пришлось столкнуться с теми же препятствиями и ловушками, что и моим предшественникам, но я попытался подойти к ним иначе. Если доказательства противоречивы, как это часто бывает, я прямо говорю об этом. Там, где текст неполон, я сообщаю об этом читателю. Когда мне приходится угадывать мотивы тех или иных заговорщиков или их оппонентов, потому что иначе не хватает доказательств, я это отмечаю. Когда в самих документах содержатся неточные суждения, я отмечаю это. Например, отчеты агентов французских и британских секретных служб, на которые опираются многие историки, с такой же вероятностью могли быть необоснованными, как и все остальные, особенно когда дело касалось главной женской фигуры в этой книге — привлекательной, харизматичной Муры фон Бенкендорф. Она была объектом непрекращающихся сплетен, слухов и инсинуаций, в большинстве своем жестоких и сексистских. Агенты, а за ними и некоторые историки, пересказывали эти слухи.