…Что-то будет, что-то будет?.. Не стало малого попа-исправника в Кандалакше, не стало и большого попа-губернатора в Архангельске. Стали одни солдаты, делают, что хотят. И горы закипели уже около Святого Носу, расселись, выбросили всюду красные платки.
…Тут старики сказали: несите колдунам, что добудете на промыслах за три дня. Не видите: море выбросило железо, Арома-Телле скачет, конец миру…
…Все старики врут.
…Пусть и олени, и рыба, и водка за морем будут наши, кому от этого горе?
Файн стал прислушиваться особенно внимательно. Ему начинало казаться, что речь идет о нем самом.
…Скачет, скачет русский от Студеного моря, рога оленя перевиты зеленой ленточкой. А недаром они перевязаны зеленой ленточкой. Везет русский большой, большой ящик, в ящике том все счастье людей из-за моря. Привезет ящик в Питер, там поставят ящик на огонь и он сгорит.
…Разом пропадут все люди с заморскими зверями на пуговицах, некому будет стрелять и забирать оленей, останутся одни лопари. Тут везде повесят красный ситец, все намажутся оленьим жиром, а реки потекут рыбьим жиром.
…Ой недаром перевязаны рога оленя зеленой ленточкой.
…И утром, и как только солнце спряталось, и еще раз заходил большой начальник, спрашивал: кто перевязал рога оленя зеленой ленточкой?
…Скачет, скачет большая райда (олений поезд). Один, два, три, четыре, десять оленей и еще десять. В санях люди с ружьями, смотрят, где олень, рога-зеленые ленточки, близко уже они, за пригорком.
…Правду говорили старики.
…Стрелять оленю промежду рогов, он упадет на колени, звезды упадут с неба. Вонзят русскому нож в сердце, станут рассекать и делить землю лопскую, и лопарей, и оленей, и собак, и морские промыслы, и озерные, и лесные. Будут люди с желтыми пуговицами и в Коле, и в Кандалакше, и в Архангельске, и в Питере.
Дремота почти соскочила с Файна.
– В чем дело?
Тряс лопаря за плечо. Тот разводил руками, смотрел хитро подслеповатыми глазами.
– Где, где?
Старик сделал знак молчать, вышел на порог и стал прислушиваться. Потом кивнул головой и показал пальцем: там. Файн ничего не слышал. Но времени терять нельзя было. Револьвер приставлен ко лбу лопаря.
– Запрягай сейчас же самого быстрого оленя и вези меня на русскую сторону.
Лопарь засуетился. Вдруг и Файн стал различать какой-то нарастающий смутный шум. Из-за ближайшего леса доносилось скрипенье полозьев, топот оленьих копыт, фырканье. Неслись не одни санки, несся целый десяток их. Опасность надвигалась. В полной темноте лопарь метался, как угорелый. Руки не попадали в петли, ремни не слушались. Олень топтался.
Час = суткам
Как все это вышло?
Совершенно непостижимо.
Два дня прошло с тех пор, как Файн покинул мичмана. Кто мог сообщить в Мурманск о его поездке? И кто его преследователи?
Каким образом лопарь узнал о них раньше, чем они появились?
Во всяком случае опасность надвигалась и надо было спешить.
Файн не помнил, как среди покрывшего погост шума налетевшей райды и снования десятка неизвестных сапок, он в полной темноте, почти уже отчаявшийся, вылетел на запряженном, наконец, олене, зацепив чьи-то сани и хватив кого-то по голове ручкой револьвера.
Всю ночь продолжалась близкая, порою на плечах, погоня, но олень лопаря оказался, действительно, превосходным, и к утру Файн слышал за собой шум не более двухтрех санок.
Олень после бешеной скачки уже хромал и задыхался.
Лопарь оказался безусловно преданным Файну. Было ли это неясное революционное чутье или просто идеальная честность и гостеприимство, обычное у лопарей, Файн так и не понял.
Избавиться от последних преследователей помог следующий случай.
Между сплошными елями чернела одинокая землянка. Бродили олени. Уже с пригорка лопарь стал делать руками какие-то знаки. Перед землянкой засуетились и когда сани подлетели, беглецов ждал запряженный рослый и сильный олень.
Файн огляделся.
Преследователи в облаке снежной пыли показались на пригорке.
Недоумевающие заботливые лица лопарей окружали Файна.
Надо было решиться.
Файн положил руку на рукоятку револьвера, другой показал на оленей. Вынул деньги – золотые и романовские – которыми был снабжен в достаточном количестве:
– Вот вам деньги, а оленей надо перебить, чтобы те не воспользовались.
Лопари даже присели от страха, некоторые заныли.
– Одни, в глухой тайге, без оленей! Верная смерть!
Файн настаивал.
Выход нашел лопарь – спутник Файна. Что-то объяснял хозяевам на своем языке. Передал им небольшую часть суммы, предложенной Файном.
Тотчас же лопари вооружились палками и принялись разбивать каждому оленю по одному копыту.
Лопарь, смеясь, объяснял:
– Поправятся через три дня, а сегодня-то никто на них не поедет!
Несколько дальних пуль просвистало над говорившими. Вскочили в санки. Свежий олень рванул. Потом преследователи – видимо, русские белогвардейцы – окружили землянку. Лопари разводили руками. Сыпались ругательства.
Продолжали преследование на истомленных оленях и в какие-нибудь десять минут совершенно затерялись, стали черными точками на горизонте.
Файн ехал теперь не особенно быстро, правили в Кандалакшу, но далеким кружным путем, так как за ночь лопарь углубился в дикие непроходимые места. Переваливал и через невысокий хребет.
Однако, впереди были новые грозные испытания.
Через полчаса, приблизительно, после того, как последние преследователи пропали, Файн заметил, что лопарь бросает тревожные взгляды куда-то назад и вбок.
Потом лопарь пригляделся внимательнее и вдруг в паническом ужасе склонился к передку саней, охватив голову руками.
Файн пробовал смотреть туда же.
Не подымая головы, лопарь теребил его:
– Не смотри, не смотри, окаменеешь!
Дрожал как в лихорадке, зубы стучали, завыл. Файн выругался. Действительно, на дальних холмах как будто какой-то вихрь завивал, перебегая по склонам. Воздух там струился, качался.
– Буря какая-нибудь особенная, ужасная? – с содроганием подумал Файн.
Но нет, что-то явно перебегало не на широком пространстве.
– Санки? Но колоссальная быстрота!
Наконец, на одном из уклонов разглядел узкое тело. Над ним веером разбросанный воздух.
– Что за чорт? Неужели? Но нет, в самом деле! Ясно! Аэросани!..
Из Мурманска, не надеясь на погоню, нарядили по следам оказавшиеся у англичан аэросани.
Все оборвалось в Файне. Лучший олень в хороших условиях, делает 70 верст в сутки. Нормальный же ход аэросаней 70 верст в час.
– Сутки против часа! Недурно. Открыты мы или еще не открыты? Бросить санки, спрятаться, зарыться в снег? Тогда смерть от холода.
Но постепенно подавленность Файна проходила. Мужество возвращалось. Он расталкивал лопаря.
– Там такие же люди, как и мы. С желтыми пуговицами. Они движутся в 24 раза скорее нас, но на открытой равнине. В густом лесу, в кустарниках мы изворотливее.
Лопарь начинал понимать.
– Туда?
– Верно. На хребет, в лабиринт камней и теснин!
Надо было решаться. Сани отделились от опушки и понеслись через небольшую покатую равнину к ущелью.
С аэросаней их заметили.
Их движение оказалось ошибкой. Не пролетели они и четверти расстояния до ущелья, как аэросани затрещали в непосредственной близи.
Теперь лопарь сжался в жесткий комок, весь энергия, не обращая внимания на Файна, сам вел борьбу. Люди ли, духи ли в чудовищных санях, но есть возможности с ними бороться.
Полудикарь при помощи первобытного оленя боролся против последнего слова транспорта и четырех английских офицеров.
Узкий глубокий овраг-трещина преграждал дорогу саням. Лопарь вытянул оленя в струнку и, легко отделившись от земли, перемахнул овраг. Преследователи же, не рассчитавши, врезались в снег, отскочили, стали поворачиваться и задержались.