– Гляди, паря, ей право, как бы и впрямь у нас разговора не вышло.
Агент заговорил совсем новым тоном:
– Да ты подь сюда ближе, милый человек, я то ведь вижу, ты сам не из ихних, а заезжал к тебе Левка может и не раз посидеть да переждать, только и всего твоего дела.
– Да что тебе-то от нас нужно? Не бойсь, сойдемся.
Старик подсел к столу.
– Вот то-то и оно. Скажи нам только, что о Левке знаешь и как его найти, к примеру сказать, завтра. За сказ дам тебе я сразу эту самую «Катеньку», а как мы по твоим словам на деле проверим и окажется все, как следует быть, тут мы тебе вторую, без обмана!
– Уж будто и вторую дадите?
– А что же?
– Ну давай бумажку-то.
– Бумажка не уплывет. Ты мне веришь, я тебе верю. Вот тут пусть полежит на середке. Скажу бери, так и твоя. А ты не стой, выкладывай, что знаешь.
Старик придвинулся и, понизив голову, заговорил:
– Правильно ты сказал, Левку только я и знаю, что он ко мне заезжал да всего-навсего два раза. А кто ему на меня указал, к этому дело не касается. Левку же хоть завтра же взять можете, скажу я вам: есть на Сухаревке по названию «рыжий», все его знают, порошками разными торгует от клопа, а вернее совдепскими бумагами, какие кому потребны, липами то исть, и где он обретается, есть у них такое вроде кафе свое, самогон дуют, другое чорт их что ведает, здесь-то Левка обретается каждодневно. Так мне и сказывал: если что тебе надо ко мне, найди «рыжего». Ну давай деньги.
Старик воровским движением схватил бумажку со стола.
– Да стой ты, стой.
– Вот тебе и стой, проверяй на деле, да гоните вторую такую же.
– Ну, ладно, чорт с тобой.
Агент стал напяливать шлем.
Старик суетился, в волнении засовывал «Катеньку» подальше.
– Ну вот, ну вот, так-то получше будет, миром да ладом, а ругаться не надо. Христос с вами, подите.
Но агент мрачно сказал:
– Ладно тебе с твоим Христом. Ты на свет бумажку посмотри!
Старик весь изогнулся:
– Да что ты, никак фальшивая?
– А что же, я бы тебе настоящую дал? Мы для таких супчиков, как ты особые деньги носим!
– Ах, ты чорт… старик залился градом ругательств.
– А ты полай еще, полай немножко!
Агент приставил револьвер к лицу старика, потащил за воротник в угол и водил дулом перед глазами из стороны в сторону.
– Если, собака, Левке да что-нибудь известно станет – конченый ты человек.
По дороге в город автомобильный человечек посоветовал Точному, если его интересует авто-бандит, скорее, не теряя времени, отправиться по указанному адресу.
Куайт импоссибл – совершенно невероятно
В Петрозаводске Файну дали самые неопределенные сведения о состоянии Мурмана и бездну инструкций: сделать то-то, то-то и то-то.
От Петрозаводска Файн ехал в обледенелом вагончике одного из редких сборных поездов, и назывался уже не Файном, а подпоручиком Фокиным, цели же поездки подпоручика на Мурман были весьма расплывчаты: тут была и кооперация, и интересы частных владельцев, касающиеся какого-то инвентаря и какой-то рыбы, и еще что-то другое.
Покряхтывая и простаивая часами на полустанках, «максим» добрался до Кандалакши, но здесь стало ясно, что дальше ехать не придется.
Во-первых, снежные заносы, во-вторых… советские поезда на север вообще как будто не шли.
Слухи в засыпанной снегом Кандалакше передавались самые разнообразные: где-то совсем близко финны с германцами, с другой стороны англичане не хотят движения немцев на Мурман и что-то предпринимают, наконец, – и это самое главное, – на лицах железнодорожников определенно читалось настойчивое ожидание Советской власти.
В продрогшей, ослепшей на ревущую пургу одним ледяным окошечком будке Файн уже вполне конспиративно получал маршрут дальнейшей поездки: на полустанке таком-то у стрелочника Иваныча пересесть на собак, на собаках 120 верст к Николаю Петровичу в землянку, от Николая Петровича на собаках же или к линии, или до самого Мурманска.
Был конец марта, и дни прибывали, но все еще почти целый день лежали сумерки. Файн проехал несколько перегонов на паровозе. За один перегон от станции, где находился нужный Файну стрелочник, пришлось высадиться.
Ждать неопределенное время или пройти оставшийся перегон пешком. Файн выбрал второе и в обществе ехавшего на Мурман норвежского капитана и какого-то совсем случайного купчика бодро зашагал по полотну.
Незнакомая суровая страна, окаменелое молчание тайги, замороженные дали, то серебряные в часы недолгих рассветов, то зеленые от северного сияния, все это вливало в него прилив свежих бурлящих сил.
Не изумила и довольно неожиданная встреча: замерзший паровоз, а на нем трое – финский разведчик, английский офицер и русский в погонах капитан. Машинист и кочегар бежали, заморозив их посередине перегона, интервентам пришлось довольно туго.
Файн прекрасно вошел в свою роль: мигом сговорился с белогвардейцем, хлопнул англичанина по плечу: «Типерери!», выкурил с финном пару угрюмых трубок. Тут же предложил такой план: нарубить в лесу дров, затопить паровоз и двинуться к Мурману. Но белогвардейцы ждали с минуту на минуту прибытия подмоги. Только англичанин, особенно спешивший, после недолгого спора, зашагал вместе с Файном до следующего полустанка.
Был это добродушный розовый канадец. Страшно радовался, что встретил знающего английский язык… Засыпал вопросами о Советской России. Файн излился целым потоком ругани на большевиков и «бошей» и постепенно завоевал полное расположение канадца.
Попутно Файн нащупал нечто интересное. Простодушный канадец, не стесняясь, хлопал по полевой сумке: ого, здесь что-то есть. И Файн догадывался: что-то имеющее отношение к петрозаводским сообщениям. Две-три английских фамилии, известных в Петрозаводске, сказали ему многое. Он же с своей стороны бросил, как бы мимоходом, несколько русских фамилий, дал понять о некотором касательстве к русской контрразведке и, наконец, выяснил: канадец вез перехваченный план связи Петрозаводска с Мурманом и данные о мурманских большевиках. Файн уже подумывал о том, как бы всадить ему пулю в затылок, но мешали спутники.
На полустанке канадец с унылым видом забился в углу мерзлого барака. Ждать неопределенное время! Файн отыскал стрелочника. Обмерзшее усатое лицо смотрело заботливо и серьезно.
– Моментом собаки будут! Повезет лопарь надежнейший! Книжечек-то не привезли?
Файн поделился с Иванычем и сведениями об англичанине.
– А как же его избыть?
– Трудное дело.
– Вот разве уговорить ехать с собой на собаках, да и привезти к Николаю Иванычу, а там засадить в виде заложника. Это сделать можно, сани на троих.
Файн с восторженным видом ворвался в барак, где мерз канадец.
– Капитан, все устраивается, собаки, едем!
– Собаки? В чем дело?
Файн объяснял: чертовски повезло, нашелся лопарь, предлагает везти до встречи с поездом или хоть до самого Мурманска, очень недорого.
Канадец колебался. Подсыпался норвежец, но Файн разводил руками: ах, так жаль, сани на троих. Да едем же, капитан, едем.
– Годдем – чорт возьми! Я слишком многим рискую, – канадец хлопал по полевой сумке.
– Капитан. Май армур эдо май ляйф! – мое оружие и моя жизнь! С англичанами до последней капли крови.
– Ладно. Едем.
Собаки уже звенели бубенчиками. Тайга и вечная тьма непроницаемой стеной охватили троих. Куда-то в знакомую бескрайную тьму уносились легкие санки. Лопарь порой что-то напевал. Лес молчал. Высыпали крупные звезды.
Канадец и русский отогревались под оленьими шкурами, потягивали уиски, переговорили обо всем, о чем можно было переговорить, играли в шахматы, не глядя на доску, выкурили сотую трубку настоящего кепстена.
Но надо было действовать!
Англичанин дремал.
Проще и целесообразнее было бы всадить ему сейчас же пулю, но… здесь, под немым шатром пустыни, поднять руку на единственное понимавшее его живое существо, спавшее под одним одеялом с ним…