— Хм! Интересно, в Риме было подругому? Он ввязался в какоето глупое дельце; вот почему он не стал первым парнем из провинции, который приехал показать Риму, какой он большой, но был разочарован приемом.
Люди, которые сидели за нашим столиком, собрались уходить, так что мы оба положили ноги на противоположную скамейку, устроившись более свободно и удобно.
— А с кем ты собираешься встретиться здесь в Кротоне, Лэс?
— О… просто с одним старым клиентом. — Как и все моряки, он был очень скрытным. — А ты? — спросил Лэс, искоса посмотрев на меня. — На рынке ты назвал себя посланником — ты имел в виду для Барнаба?
— Нет, для жреца. Курция Гордиана.
— А онто что сделал?
— Ничего. Я просто привез ему коекакие семейные известия.
— Шпионаж, — высказался он, — похоже, сложное ремесло!
— Правда, Лэс; я не шпион.
— Конечно, нет, — ответил он, будучи очень вежливым.
Я улыбнулся.
— Я бы хотел им быть! Я знаю одного шпиона; все, чем он занимается, это работа за столом и поездки на популярные морские курорты… Лэс, добрый мой друг, если бы это был приключенческий рассказ какогонибудь неприличного придворного поэта, то ты бы сейчас воскликнул: «Курций Гордиан — какое совпадение! Тот самый человек, с которым я сегодня собирался поужинать!»
Он открыл рот, словно вотвот собираясь сказать это, сделал такую продолжительную паузу, что я напрягся всем телом, но потом передумал.
— Никогда не слышал об этом чертовом парне! — заявил Лэс.
XV
Капитан Лэс оказался великолепной находкой; хотя нужно отметить, что после моего спасения он привел меня в харчевню, которая стала виновницей моей ужасной болезни.
Когда я возвращался к мансиону, меня мутило от шафрановой похлебки, хотя не долго. Должно быть, у меня в супе были плохие устрицы. К счастью, у меня был разборчивый желудок; как часто шутили в моей семье, когда им надоест ждать своего наследства, последнее, что они сделают, это попробуют меня отравить.
В то время как другие путешественники, жившие в том же мансионе, грызли у хозяина неописуемое отварное свиное брюшко, я лежал на кровати, постанывая про себя; позже я медленно помылся в бане и потом сел в саду с книжечкой.
Ближе к концу ужина гости вывалили на улицу, где могли насладиться вином под последними лучами солнца. У меня был лишь стакан с холодной водой, чтобы помочь выздоровлению.
В холле стояло много столов; это оградило хозяина — простого ленивого бездельника — от необходимости заполнять пустое пространство клумбами, которым требовалось бы внимание. Большая часть столов была пуста. Мне не хотелось, чтобы ктото нарушил мое уединение, поэтому, когда ктонибудь направлялся в мою сторону, я замирал, делая вид, что скорее испорчу зрение, читая весь отпуск, чем подниму глаза и позволю незнакомцам настаивать на том, чтобы подружиться.
Не сильно это помогало.
Их было двое. Один — ходячий кошмар: ноги словно стволы вяза под грудой хорошо накачанных мышц и невидимой шеей; его закадычный друг был похож на креветку, со щетиной на лице, недоброжелательным взглядом и рахитичным телом. Все остальные присутствующие в саду спрятали носы в стаканы с вином; я, как близорукий, уткнулся в свой свиток, хотя без особой надежды. Пришедшие осмотрелись вокруг, затем заметили меня.
Эти двое уселись за мой стол. У них обоих был такой знающий, выжидающий вид, который означал самое плохое. Осведомитель должен быть общительным, но я с опаской относился к местным, которые казались такими самоуверенными. Другие посетители рассматривали свои напитки; никто не предложил помочь.
На юге для мошенников вполне обычное дело с улыбкой зайти в мансион, устроиться вокруг какойнибудь тихой группы людей, а затем угрозами заставить их выйти вечером на улицу. Путешественники еще легко отделаются, если удерут всего лишь с головной болью, избитыми, лишившись денег, проведя ночь в тюремной камере и подхватив мерзкое заболевание, которое передадут своим женам. Одинокий мужчина чувствует себя безопаснее, но не намного. Я был похож на ученого, казался сдержанным; я изо всех сил старался произвести впечатление, что сумка у меня на поясе слишком пуста для того, чтобы всю ночь пить сухое красное вино, пока мне танцует смуглая девица с тамбурином.
Благодаря карманнику на рынке, пустая сумка была чистой правдой. К счастью, это снова оказался мой кошелекприманка; серьезные деньги я хранил вместе с паспортом, вокруг шеи. Так что они пока еще были при мне. Но жалование, полученное от Веспасиана, было слишком ничтожным, чтобы соблазнить девушку с грандиозными планами.
Я довольно долго ждал, что будет дальше, затем заложил свой свиток сухой травинкой и легонько постукивал этим свертком себе по подбородку, прокручивая в уме то, что только что прочитал.
Оба моих новых приятеля были одеты в белые туники с зелеными поясами. Судя по самоуверенному выражению их лиц, это было одеянием подручных какогонибудь советника небольшого городка, который считал себя важным среди окружения. Здоровяк смотрел на меня, словно фермер, который только что выкопал из земли нечто омерзительное.
— Я должен вас предупредить, — напрямую начал я, — мне известно, что когда незнакомец приезжает в город, то его сбережения во время важных событий воруют всякие смельчаки, а грешницы лишают его целомудрия в подвальных притонах… — Наверное, проще было вызвать эмоции у пары древних статуй в заброшенной могиле. Я задумчиво выпил воду и решил: будь что будет.
— Мы пытаемся разыскать жреца, — рявкнул здоровяк.
— Мне вы верующими не показались!
Последовав совету Лэса сменить внешность, после бани я облачился в старую темносинюю тунику. С моими войлочными тапочками с открытой пяткой эта вещь цвета индиго смотрелась как костюм, в котором можно провести целый вечер с хорошей книжкой. Я, вероятно, был похож на сентиментального студентафилософа, который изводит себя собранием красивых легенд. На самом деле я изучал поход Цезаря на кельтов, и любой перерыв был хорошей новостью для моего больного живота, потому что величественный Юлий уже начинал меня бесить; писать он умел, но его чувство собственной важности напоминало мне о том, почему мои суровые предки настолько не доверяли его своевольной политике.
Непохоже, чтобы мои гости хотели обсуждать политику Юлия Цезаря.
— Кто этот жрец, которого вы ищете? — начал я.
— Какойто тупой иноземец, — пожал плечами здоровый террорист. — Он устроил на рынке беспорядок. — Его маленький приятель хихикнул.
— Я об этом слышал, — признал я. — Назвал лакрицу какимто грубым словом. Не представляю, как это. Ведь лакрица — это греческое слово.
— Очень неосторожно! — проворчал силач. Из его уст это прозвучало так, словно неосторожность с языком — это преступление, карающееся распятием на кресте. — Ты спрашивал о человеке, которого мы знаем. Что тебе нужно от Гордиана?
— А какое тебе до этого дело?
— Меня зовут Мило, — гордо сказал он мне. — Я его управляющий.
Мило поднялся. Я решил, что Гордиану, должно быть, есть что скрывать: у управляющего его хозяйством была такая комплекция, как у охранника очень сомнительного игорного притона.
Кротон известен своими атлетами, и самого известного из них звали Мило. Управляющий Гордиана легко мог быть натурщиком для сувенирных статуэток, от которых я отказывался на рынке. Когда Кротон захватил Сибарис — настоящий город грехов дальше по берегу Тарентского залива — Мило отпраздновал это тем, что пробежал по стадиону с быком через плечо, убив зверя одним ударом кулака, а затем съев его сырым на обед…
— Пойдем внутрь, — сказал мне этот Мило, глядя на меня так, словно представил себе полцентнера сырого филея.
Я улыбнулся как человек, притворяющийся, что может справиться с ситуацией, потом позволил им проводить меня внутрь.
XVI