– Рука! – подал голос доктор. – Тоже мне, выдумали – рука.
Доктор был приземистым джентльменом лет сорока, с седым ежиком волос и густыми усами, тоже седыми, но пожелтевшими от табачного дыма. Черный шейный платок был завязан кое-как, а левый карман сюртука прожжен насквозь – доктор по забывчивости вытряхивал в него пепел.
– Рука это дрянь, нелепица и сапоги всмятку. Тут, сэр, творятся дела почище.
Мистер Линден посмотрел на него вопрошающе. Ни дать ни взять викарий из захудалого села, простак, в первый раз очутившийся в столице.
– Сразу уговоримся – никакой чертовщины. – Доктор потыкал трубкой в его сторону. – Мистику оставьте трепетным девам, любительницам «Удольфских тайн». И про Божий гнев, поразивший преступника, тоже не надо мне толковать. Если на то пошло, в Бога я вообще не верю. Сколько трупов вскрывал, а душа мне под скальпель еще не подворачивалась. Не знаю, какова она с виду. Хотя о чем я! – нахмурился он, очевидно полагая, что белый галстук священники получают в обмен на логику. – С вами ли вести такие беседы. Ладно, перейдем к сути вопроса. Сердце. Вот в чем загвоздка-то.
– С его сердцем что-то не в порядке? Кроме очевидного.
– А вот я вам сейчас объясню. – Доктор встал и размял поясницу. – Глянул я на этого господина еще в Грин-парке и решил, что возиться тут не с чем. Очевидно же, что обширный инфаркт. Но труп в хозяйстве лишним не бывает. Конечно, снабжение покойниками идет уже лучше, чем раньше, когда приходилось покупать их у расхитителей могил. Сейчас-то разрешено практиковаться и на бедолагах, опочивших в работных домах. Но раз ты, голубчик, попался ко мне на стол, так почему бы мне тебя не вскрыть? – Он хлопнул покойника по плечу, как давнего приятеля. – На кожных покровах грудной клетки повреждений я не обнаружил, зато как добрался до сердца, тут-то меня и ждал сюрпризец!
Мистер Линден внимал ему в почтительном молчании.
– Кровоизлияние под эпикардом, участки размозженного миокарда – это я уже под микроскопом посмотрел, – гематомы в толще миокарда… Хотя откуда вам знать, что такое миокард! Ладно, объясню еще проще: представляете, сэр, какие отпечатки останутся на горле, если человека душили руками? Ну, или на бедрах женщины, над которой надругались? Так вот, точно такие отпечатки были у него на сердце.
– Кто-то сдавил его сердце пальцами так крепко, что оно остановилось, – повторил Джеймс.
Именно это и видела Агнесс – как монах погрузил руку ему в грудь. Значит, дух может материализовываться частично, раз снаружи не осталось повреждений. И все это уже после того, как он гонял свою жертву по Лондону, как минимум от Риджент-стрит до Грин-парка. Откуда в нем такая сила? Приходилось признать – с подобным Джеймс Линден не сталкивался еще никогда.
А не вошел ли он в пропойцу Митча, заставив того сначала отрезать руку, а потом напрочь забыть о содеянном? На это указывает и горячка. Нет, невозможно. Привидениям тоже нужно накапливать энергию, после каждого всплеска активности они надолго слабеют. И уж тем более в голове не укладывалось, что дух может менять тела, как перчатки…
«Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – усмехнулся он про себя. – Однако нет в природе ничего такого, что не могла бы объяснить британская наука».
Как бы то ни было, придется угодить скептикам и замести следы, пусть и чужие. Газетчиков следует держать на голодной диете. Достаточно одного упоминания о призраке, как по столице пойдут кривотолки, а тут и закон о полукровках подоспеет. Какая публике разница, кто убийца – привидение или отпрыск судомойки, что слишком близко подружилась с домовым?
– Вы должны составить отчет для коронерского суда, не так ли?
На подоконнике, придавленные микроскопом, лежали листы бумаги.
– Что вы указали как причину смерти?
– Ничего еще не указывал. Что ж мне, писать, что так, мол, и так, с его сердцем порезвился невесть кто?
– Да, это объяснение не понравится научному сообществу. Сведения могут просочиться в «Ланцет». Едва ли статья о докторе, которому мерещатся отпечатки призрачных пальцев, послужит карьере упомянутого доктора.
– Так что же мне, черт побери, написать?
– Обширный инфаркт. Негодяй поднял руку на королеву, но сердце не выдержало. Цареубийство – занятие не для слабых духом.
– И то дело, напишу, – согласился доктор, вытряхивая трубку на пол. – К чему мне лишняя морока. У меня в день по пять трупов бывает, что ж мне, над каждым философствовать? И все же, сэр…
Но мистер Линден его не слушал. Внезапно он вспомнил об одном упущении и едва не зарычал от досады. Приходилось признать: сыщик из него такой же бесталанный, как и пастор. А все потому, что потусторонние явления интересуют его гораздо больше, чем люди, обычные люди.
Как вообще звали покойника? Кем он был? Настоящие сыщики начинают именно с этого.
– Как его звали?
– Что-то-там Темпль, – отозвался доктор, вновь укутывая труп простыней. – Вон полицейский отчет, сами посмотрите.
Отодвинув микроскоп, Джеймс взял отчет и пробежал глазами по первым строкам.
Имя: Стивен Темпль.
Возраст: 22 года.
Место рождения: Лондон.
Место службы… место службы…
Джеймс читал и не верил своим глазам.
Через минуту он уже мчался в полицейский участок.
2
На хэнсомский кэб Агнесс посмотрела с сомнением: вместо четырех колес два, извозчик сидит не спереди, где его можно окликнуть в любой момент, а сзади, чуть ли не на крыше, да и сам экипаж тесный, как футляр для очков. Неужели в нем хватит места для двоих? И прилично ли это – прижиматься к другому пассажиру? Из уроков этикета вспоминалось, что кататься в новомодном хэнсоме – дурной тон для леди. Слишком уж быстро мчит… Но Чарльз вскочил на подножку и втащил кузину за собой, а пока она расправляла платье, постучал по крыше:
– Гони к мосту Ватерлоо!
Каурая лошадка рванула вперед и понеслась так быстро, что Агнесс едва не выбросило из кэба. Пришлось вцепиться кузену в рукав. Чарльз похлопал ее по затянутой в перчатку руке – ободряюще, хотя и с оттенком снисходительности, – и даже через два слоя замши она почувствовала, какие горячие у него пальцы. Такие же, как у Ронана, когда он тянул ее за собой по Третьей дороге. А губы у Чарльза румяные и пухлые, и хотелось надавить на них мизинцем, чтобы почувствовать их мягкость… Ах, ну что за мысли! Гнать такие прочь.
Отвернувшись от кузена, Агнесс задумалась о параде. Вчера она выспросила у Джеймса, как проходит парад лорда-мэра – одно из главных событий года, посмотреть на которое приезжают не только из пригородов, но со всего Миддлсекса. Поутру в ратуше соберутся отцы города – старый мэр, его преемник, олдермены и представители гильдий, а также их разнаряженные супруги. После завтрака новый мэр, в алой мантии и с золотой цепью на груди, займет место в карете, которая, как выяснила Агнесс, соскоблив сарказм со слов опекуна, вовсе не выглядит колымагой. Скорее уж похожа на шкатулку с драгоценностями, вывернутую наизнанку. А у Лондонского моста мэра и его свиту ждут ладьи, которые поплывут в Вестминстер, где новый городской глава принесет присягу.
Развлечься созерцанием Лондона у Агнесс не получалось: вид по сторонам закрывали поля нового капора, обтянутого изнутри белым атласом, а перед глазами мелькали то поводья, то конский хвост. Что за дурацкая повозка этот хэнсом! Как только лондонцы в нем ездят? Гайд-парк пронесся мимо черно-белой узорчатой лентой, а когда кэб свернул на Пиккадилли, явив взору Агнесс ненавистный Грин-парк, Чарльз полез в карман и достал вчерашние сласти, аккуратно завернутые в носовой платок.
– Хочешь цукатов?
– Давай, – согласилась Агнесс и вкусила нечто приторное, скрипящее сахарной пудрой на зубах. – Кстати, откуда они у тебя?
– Из «Гюнтерс», что на Беркли-сквер.
У лакомства появился отчетливый металлический привкус.
– А «Гюнтерс», наверное, дорогая кондитерская?
– В другие не хожу.
– А деньги откуда? Мистер Линден сказал, что до совершеннолетия фартинга тебе не даст.