Выбрать главу

Имеет ли значение, являемся мы суверенными бытиями или рабами? Наш вид уверенно смотрит в будущее, и не видит необходимости прекращать свой марионеточных танец воспроизводства в марионеточной вселенной, где ниточки дергают сами себя. Смешно даже думать о том, что мы станем вести себя по-другому, или сможем вести себя по-другому. Откровение о том, что наша жизнь ужас и парадокс, нисколько не устрашит разум тех, кто привык знать только то, что знает. Ад человеческого сознания есть просто философская сказка, которую мы слушаем на ночь и забываем наутро проснувшись, чтобы идти в школу, или на работу, или куда-то еще день за днем, каждый день. Способен ли потрясти нас ужас того, что мы безвозбранно живем, не зная, живы ли мы или мертвы… ужас наводнивших Землю безличностных теней …или ужас дергающихся на ветру манекенных голов, срывающихся и исчезающих в темном небе, как потерянные воздушные шарики? Если вы склонны думать в подобном стиле, можете крикнуть об этом в окно и увидите, что случится. Никто не дрогнет и не двинется с места, хотя вы можете начинать вымирать, если хотите. Вместо вас мы наделаем других марионеток, хотя, конечно, мы не называем их так. Мы называем их люди, у них есть личности, и жизнь их вовсе не такая, как вы полагаете.

Непросто быть кем-то, но быть никем это тема вне обсуждения. Мы должны быть счастливы, мы должны представлять счастье Сизифа, и мы должны верить, потому что верить абсурдно. День ото дня, во всех отношениях, мы становимся лучше и лучше. Позитивные иллюзии для позитивных людей. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Пристреливают ли себя — спросите об этом Глорию Битти, Микельштедтера, Вейнингера, спросите Хемингуэя. Но не спрашивайте повесившихся Майнлендера или Бьёрнебу. И не спрашивайте Жана Амери, автора «Самоубийства» (Suicide: A Discourse on Voluntary Death (1976)), покончившего с собой, приняв смертельную дозу яда. Амери выжил в Аушвице, но не смог пережить свое выживание. И вряд ли кто сможет. Благодаря нашим предкам и миру за нашей спиной, мы никогда не увидим эту жизнь как ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННУЮ. Никто никогда не говорит о том, что проклятие предков отравило нас in utero (в утробе матери) и теперь пачкает наше существование. Врачи родильных отделений не плачут особенно часто. Врачи не склоняют головы со словами: «Секундомер запущен». Если младенец плачет, то все в порядке. Время высушит его слезы; время вылечит все. Время вылечит всех, пока не останется никого, кого можно лечить. После этого все станет таким, каким было до того, как мы пустили корни там, где мы быть не должны.

Для каждого из нас — а потом и для всех нас — наступит день, когда с будущим будет покончено. А до тех пор человечество снова и снова будет привыкать к каждому ужасу, который постучится в нашу дверь, как это было всегда. И так будет продолжаться, и продолжаться, до полной остановки. И будет продолжаться ужас, и поколения будут валиться в будущее словно в общую могилу. И ужасы, которые мы приняли, мы передадим дальше, как дурное наследство. Быть живым: десятилетиями подниматься по будильнику, пробираться через очередной круг настроений, ощущений, мыслей, желаний — всю гамму побуждений — и наконец рухнуть в постель в пот дёгтя мертвого сна или медленного огня фантасмагорий, растлевающих наш спящий разум. Почему столь многие из нас страстно желают сменить на пожизненное заключение веревку или ружейный прицел? Разве не заслужили мы смерти? Но мы не задаемся такими вопросами. Они нам не интересны, потому мы не обращаемся к ним и не отвечаем, положа руку на сердце. Верно ли заканчивать с таким настроением заговор против человеческой расы? Нам кажется, что мы выбрали правильный курс: смерть трагедии на руках несуществующего. Мир, перенаселенный нерожденными, не будет страдать, если мы сотрем содеянное, с тем чтобы мы могли продолжать жить так, как жили все эти годы. Как уже говорилось, ничего из известного не может заставить нас сделать этот шаг. Может ли быть что-то более немыслимое? Мы ведь просто люди. Спросите кого угодно.