Если бы кто-нибудь посмотрел на небо, ему было бы трудно увидеть меня, потому что покрытие воздушного змея было черным нейлоном. Я был просто более темной тенью на фоне черноты неба, и сегодня ночью не было луны, которая могла бы меня очертить.
Я накренил огромный змей, чтобы сбросить высоту. Пролететь милю на воздушном змее не займет много времени, и мне нужно было потерять почти 1500 футов высоты, прежде чем я смог приземлиться на крыше Брэдфорда. Вскоре я был на расстоянии 100 ярдов и футов в пятидесяти над ним. В последний момент я отвел взгляд от прицела снайперского прицела, схватился руками за обе алюминиевые боковые скобы и приготовился к приземлению.
Когда вы приземляетесь с помощью воздушного змея, вы бежите. На этой крыше у меня не было места для бега. Мне чертовски повезло, что я нашел достаточно места для полдюжины шагов, которые мне потребовались, чтобы остановиться, не сломав ногу.
Глубоко вздохнув, я расстегнул ремень безопасности, положив воздушный змей на поверхность крыши. Я отстегнул аккумуляторную батарею снайперского прицела и снаряжение и положил их на воздушный змей. Каркас, оборудование и пулемет Feinwerkbau я обернул нейлоновым покрытием, уложив патроны. весь пакет аккуратно подальше от дымохода.
Я осторожно перебрался через крышу к краю. Карниз был прямо подо мной. Я замахнулся на нее. С окном проблем не было. Поскольку он находился на третьем этаже особняка, никто не позаботился запереть его от злоумышленников.
Затем я вошел внутрь, осторожно ступая через затемненную комнату к дверному проему. Приоткрыв дверь, я выглянул в коридор. Коридор был пуст. Мягко шагая, я добрался до дальнего конца.
Шестьдесят комнат, а где Брэдфорд?
Коридор заканчивался перилами. Надо мной было огромное окно в крыше. На три этажа ниже раскинулся главный зал усадьбы, с лестницей, огибающей все стороны. На каждой площадке от лестничной клетки отходили коридоры.
Почему-то макет казался смутно знакомым. Я чертовски хорошо знал, что раньше меня там не было, но мне все время казалось, что я знаю это место!
Потом вспомнил. Особняк изначально принадлежал одной из самых ранних и богатых семей в регионе. За эти годы семья превратила поместье в одну из величайших достопримечательностей Новой Англии. Его залы были украшены лучшей коллекцией раннего американского искусства в мире. В коллекции были два оригинальных портрета Стюарта Вашингтона. Большинство людей знает картину Стюарта Джорджа Вашингтона, которая изображена на долларовых купюрах и почтовых марках. Были и другие. Двое лучших висели в этой коллекции.
Я не случайно так много вспомнил об усадьбе. Об этом была написана длинная статья с цветными фотографиями и планом этажа в журнале American Heritage.
Вы не узнаете этого, глядя на Хоука, который носит мятую одежду и курит дешевые дурно пахнущие сигары, но он один из самых начитанных людей, которых я когда-либо знал. Всего несколько месяцев назад, выпивая у себя дома, он вытащил тот конкретный номер журнала American Heritage и заставил меня прочитать статью о «Пентвик-холле» - так называется поместье, которым сейчас владеет Александр Брэдфорд. Хоук хотел показать мне фотографии коллекции картин.
Я запомнил план особняка. Теперь я точно знал, где найти Александра Брэдфорда! Мне потребовалось время, чтобы разобраться в своих воспоминаниях и сориентироваться. Затем, как можно тише, я спустился по лестнице на второй этаж и направился по коридору справа в главную спальню.
К моему удивлению, залы никого не охраняли, но тогда почему?
Видимо патрульные, с двойным электрифицированным забором, с дикими собаками и сенсорными лучами, кто бы мог подумать, что в доме нужна защита?
Спальня Брэдфорда на самом деле была полноценным люксом с огромным салоном, выходящим в коридор, и большой спальней справа от салона.
Я тихонько повернул ручку двери. Я медленно открыл дверь, вошел внутрь и осторожно закрыл ее за собой. Я был в маленьком фойе. Я мог видеть часть комнаты, удобно освещенную теплым светом настольных ламп и настенных бра. Мебель была подлинной Sheraton и Hepplewhite, богатое дерево было отполировано от времени, воском и вручную натертыми до глубокой светящейся патины.
Зашел в салон - и остановился. В кресле напротив меня сидел выдающийся мужчина с худощавым лицом и черными волосами с проседью. Его глаза были глубоко посажены и горели внутренней интенсивностью. На нем был парчовый халат. На его коленях лежала большая очень старая книга в кожаном переплете.