Снова шорох - теперь уже сзади. Обернулся богатырь - и растерянно заморгал. То ли парень, то ли девка - тонкая фигура, словно окутанная призрачным сиянием, скользила по траве. Золотые волосы стянуты в косу, лицо точеное, глаза темные, немигающие, не то холодят, не то обжигают. Лишь коснувшись рукой звеньев заговоренной кольчуги, сумел богатырь оторвать взгляд от этих глаз - и увидел, что отражается свет от гладкой чешуи, а золотая коса оказалась змеиным гребнем. Впалый рот Царя-Змея изгибался в насмешливой улыбке.
Богатырь скинул с плеча лук и выпустил стрелу в Коршуна.
Простая стрела бы его не взяла, да и от заговоренной он почти увернулся. Почти - да не совсем. Наконечник впился в его плечо в момент прыжка, и Коршун рухнул с высоты на землю.
Волк ринулся вперед, и один его прыжок был равен трем человеческим. Несся он молча, без рыка, только под вздернувшейся верхней губой сверкали огромные клыки. В последний миг успел богатырь выхватить меч. Волк ушел было в сторону, но заклятое железо само вело за собой державшую его руку. Богатырь едва не вывалился из седла, но достал-таки Волка, и тот откатился к деревьям, разбрызгивая по траве густо-красные капли крови.
Змей яростно зашипел и метнулся вперед, но тут уж конь богатыря, не дожидаясь, пока седок развернет его, сам лягнул копытом. Заговоренная подкова попала Змею в грудь, отбросив его далеко в сторону.
Богатырь ошалело огляделся. Возле дуба слабо подергивался расшибшийся оземь Коршун. Волк лежал неподвижно, только скрюченные пальцы сминали пучки травы. Змей, судорожно изгибаясь, бился на камне.
Надо бы хоть самому себе признаться: если бы не колдовское железо, не одолел бы звериных царей богатырь, да еще так запросто. Но ведь чье железо теперь? Его. Ну, стало быть, и победа его. И, довольно усмехнувшись, богатырь двинулся дальше. Добивать нечисть не стал - авось, сила железа сама справится. Да и не за зверей ему пол-княжества обещано.
Не веря своим глазам, смотрел Хлад на то, как съеживаются, скручиваются коршуново перо, клок волчьей шерсти и лоскут змеиной кожи, словно сминает их невидимая, сухая, когтистая рука.
- Нет, - пробормотал он. - Как же так?
Сколько лет он их знал, они всегда с любым врагом поодиночке справлялись, никакое оружие их не брало! Да, только то было простое оружие. Но вот вторглась новая колдовская сила, вгрызлась в их мир, их собственный, от чужаков оберегаемый - и уносит теперь его стражей, его друзей, всех троих сразу.
И что теперь делать, кого теперь звать, к кому...
- Мара, - выдохнул Хлад. - Мара, мать моя, матушка... Скольких я тебе приносил - оставь же мне этих. Их, троих, не забирай, слышишь, матушка...
Маре не принято было молиться, и она никого не привыкла слушать. Если и поминали ее имя, то всегда сопровождали его плачем и проклятиями. Но никто никогда не называл ее матерью.
Должно быть, крепко подивилась Мара в своем подземном царстве. А может, и в самом деле приходилась она матерью Хладу? Ведь кто-то же родил его, такого холодноглазого.
И когтистая лапа разжалась и медленно поползла назад. И потихоньку расправлялись, обретая прежнюю форму, перо, клок шерсти и змеиная кожа.
Хлад постоял с минуту, убеждаясь, что это не мерещится ему, а потом подбежал к задвинутому в угол сундуку, откинул тяжелую крышку и вытащил меч. Меч, им же самим заговоренный.
"Померимся, чьи чары сильней", - мстительно думал Хлад, волоча меч на крыльцо и даже не замечая, что и двумя руками едва отрывает клинок от земли.
Несмеяна проснулась поздно. Спешить ей было некуда, разве к болоту пройтись, чтобы подглядеть на стрекозьих крылышках переливчатый узор для рукоделия.
Но едва Несмеяна взглянула в окно, наполовину задернутое паутиной, как позабыла о стрекозах. Что-то неуловимое, неясное роилось в воздухе, вселяя в сердце смутное ощущение угрозы. Лютомань словно трясло в лихорадке.
Несмеяна подбежала к окну, выглянула наружу и увидела Хлада: тот спускался по ступеням крыльца, неумело уцепившись обеими руками за меч. Ни Коршуна, ни Волка, ни Змея нигде было не видать, и от этого становилось еще страшнее.
Несмеяна сразу поняла, что нужно богатырю, появившемуся верхом на коне из-за деревьев. Сколько таких являлось за ней прежде, она и не помнила, хотя сама не видала никого: ни один до их с Хладом терема не добирался.
Богатырь неспешно слез с седла, смерил взглядом тощую фигуру Хлада, которую явно перевешивал меч, и неторопливо, с ленцой потянул из ножен собственный клинок. Одновременно он обводил взглядом терем, будто высматривая кого-то в окнах. Да ясно, кого...