Конечно, никто за несколько прошедших столетий не решился на такое мерзкое дело. А в наше время, слава Богу, хищники невежественны, мест и заклятий не знают…
Сохранилось еще одно историческое предание, будто Карл XII, убегая к туркам, добежал до Днепра. И, чтоб его казна не досталась ни русским, ни туркам, тайно положил ее в мертвую лошадь, которую вместе с другими павшими лошадьми велел закопать в кургане (место умышленно не указываю, чтоб не искушать новых кладоискателей».
МАРИНКИН КЛАД
В местах, где проходила знаменитая отрепьевская смута, бытуют предания о кладах Отрепьева и его жены Марины Мнишек. Я уже говорил, что, где была смута и разбой, там осталось много легенд и преданий о несметных неправедно нажитых сокровищах.
Одно из самых интересных преданий о кладе «беглой царицы» записал в I860 году замечательный писатель и этнограф уральского казачества Иосаф Игнатьевич Железнов. Предание это он записал со слов казака Ивана Чакрыгина.
— Долго слонялась, — по словам И. Железнова, — после разгрома смуты Марина — беглая царица — по России, подыскала себе соглас-ников, да оказалось их всего человек двести, делать нечего, Москвы с ними не завоюешь, и подалась она с ними на Яик, выстроила город близ Кулагинской крепости и там засела. Далее привожу слова самого Ивана Чакрыгина: «Напоследок, сказывают, пришли из Расеи царския войска и подступили под ее городок, чтобы пошабашить ко-лобродицу… Взяли ее в полон, засадили в колодку и увезли, голубушку, в Москву. Там, значит, и жизнь свою скончала…
У нес, изволишь ли знать, было многое-множество воза, сударь мой, казны золотой и серебряной, что в каменной Москве награбила… Разделила она, братец мой, казну свою на две равные части и нагрузила целых две лодки».
Те. кто жили возле рек, топити клад в лодках обыкновенно под крутым берегом. Поэтому напрасно казаки багрити Яик. Захороненный посреди реки клад — обреченный. Беглая царица сначала оставила одну лодку при себе, надеясь откупиться, а вторую велела вверх по Яику захоронить.
«Верные ее согласнички, что на лодке уехали, видно, только на глазах у нея были верными, а за глазьями себе на уме.
Отплыли они не очень далеко и утопісти казну с лодкой под Красным (Дуванным) яром. С тех пор его переименовали в Маринкин яр, чтобы после достать и покорыствоваться».
«Сказывают, что лишь только они задумали это сделать, как Маринка, — знамо, посредством чернокнижья, — узнала их замыслы и самих их погубила: вместе с лодкой и сами они пошли по-топорному на дно; а были, говорят, первые пловцы и водолазы славные. Значит, супротив чернокнижья ничего не поделаешь».
Многие казаки «ластились около этой казны. Сам, грешный человек, сам, в былое время, зарился на эту казну, — сам, сударь мой, за компанию с другими, запускал багорчик в Яик!».
Клад этот был заклятый, замороченный на крови. И понятно, почему сокрушается бывалый казак, ученый грамоте и преданиям. Такое место как бы выпадает из пространства в провал, в никуда. Вот он и сетует, уже старик: «Многие из наших казаков пытались достичь лодку с казной: и неводами, и крыгами, и баграми пробовали, и водолазы по целым дням ныряли, но вовсе по-пустому: нет лодки, да и не поди. Словно и не было. А была, все толкуют, что была. Только, сударь мой, какия-то огромнеющия, должно быть, слоновыя, кости выплывали — вот и все. Значит, иль-бо землей завалило, — время-то много прошло, — иль-бо Маринка заколдовала… Значит, будет с нас и того, что в песне пропоем, да в побранке упомянем».
Побранки среди казаков очень распространены; особенно балуются этим мальчишки, желая своим обидчикам, «чтоб ты с Маринкиного яра свалился, чтоб волной захлебнулся и Маринкиной казной захлебнулся». Побранки нашей фольклористикой почти напрочь забыты. Но сейчас речь не об этом.
Что же произошло со второй казной во второй лодке? С ней случилась еще более странная история, странная и страшная.
Решила Марина проверить своих согласников и сказала им, мол, едет к царским воеводам просить замирения, а они пусть останутся казну беречь. Спросила, кто охотник стоять на часах до ее возвращения.
«Долго что-то охотника не выискивалось: все чего-то вдруг испугались. Напоследок вызвался один удалый молодец, что ни самый первый и любимый ея наперсник. Маринка посмотрела на него и вся затряслась: от злости, значит.