Родион пристально посмотрел на девушку, потом опустил взгляд и протяжно, задумчиво вымолвил:
– Мм.... Да…, пожалуй, вы правы. Извините, что потревожил вас… Я бы не посмел. Я и не посмел, это вы позвонили мне… ни я вам. Ещё раз извините, всего доброго.
Родион развернулся и пошёл прочь.
Девушка остолбенела. Она никак не ожидала такого поворота событий. Не самого высокого уровня образование и весьма посредственные компании, в которых вращалась девица, не научили её элементарному уважению в общении с людьми. Она привыкла брать напористостью, харизмой, редко пускала в ход обаяние. Здесь же не помогло ничего.
– Это что сейчас вообще такое было? – в голос произнесла Люба, искоса поглядывая на стремительно удаляющийся силуэт мужчины.
…
– Если бы я знала, если бы я только знала, что всё это правда, что та встреча была… возможно, самой важной в моей жизни. Я бы вела себя совсем иначе…, – шептала Любовь Никитична, держа в руках чашку кофе, поглядывая с верхней платформы здания на то, как ведут свои дела её новые знакомые.
Родиона она с тех пор больше не встречала. Она пришла домой совершенно вымотанная, мысли о Родионе и обо всём том, что с ней произошло, её не покидали. Люба позвонила по всё тому же таинственному номеру, как только вошла в дом, но телефон уже был отключен. Она успела проспать всего пару часов, после чего была разбужена несколькими мужскими голосами и ударом в челюсть, который её тут же лишил сознания.
– Грустите? – отвлёк Любовь Никитичну от воспоминаний густой голос Гургена.
– Да…, есть немного, – спокойно ответила женщина, переведя осторожный взгляд на улыбающегося мужчину.
– Не переживайте, – подмигнул опасный бородач, – есть хорошие новости…
…
Гурген привёл женщину к старому ветхому складу, двое бойцов с автоматами сопровождали их.
– Так что, вы действительно готовы оплатить заявленную сумму за жизнь этих двух пешек?
– Разве их только двое? – недовольно спросила Любовь Никитична.
– Остальных не удалось довести живыми. Трое погибло при штурме, ещё двое скончались в дороге. Эти тоже на ладан дышат, но поговорить вы с ними успеете…, я надеюсь.
Гурген открыл дверь. Любовь Никитична увидела двоих еле живых бойцов, привязанных по рукам к балке здания, тех самых, которые её избивали юной девчонкой много лет назад.
– Ты…, – собирая остатки сил, вымолвил один из них.
– Жива ещё, стерва, – добавил второй, сплёвывая кровь.
Гурген протянул женщине пистолет, предварительно зарядив его.
Любовь Никитична уверенно взяла ствол и в эти же секунды спустила курок дважды. Связанные мужчины умолкли навеки.
Женщина отдала пистолет обратно Гургену.
– Отправьте мне актуальные реквизиты, я сегодня же переведу оплату.
Гурген улыбнулся, убрал пистолет и отлучился.
Любовь Никитична вернулась в свои апартаменты и встала под холодный душ. В голове её роились воспоминания, как её связанную выбросили из машины где-то на пустыре. Несколько машин светили фарами прямо ей в лицо. Один из тех бойцов, которых она оставила в складе, взял её за волосы, а второй начал бить по лицу кулаком так, что она то теряла сознание, то от ударов снова приходила в себя. На крики девушки никто не обращал внимания. Только говор нескольких мужчин, жестокий смех и звук расстёгивающейся ширинки брюк.
– Где хранитель стула? – пугающе спокойно спрашивал тот, кто держал её за волосы.
– Картошка, а ты не переусердствовал, пока реставрировал личико этой благородной девицы? А то лишится дара речи раньше, чем нам это нужно.
– Она крепкая, такие быстро не ломаются. Давай-ка я ещё ей накину для разговорчивости.
– Я больше ничего не знаю, – кричала что есть сил Люба. Я всё вам сказала. Я знать не знаю этого мужика. Кроме того, что он представился Родионом и назвал себя хранителем какого-то стула. Зачем я вообще позвонила по этому номеру…
– Хорошо притворяется, я ей почти поверил, – проговорил второй боец, оставленный Любовью Никитичной в сарае с пулей в голове. – Держи крепче, я люблю таких несговорчивых девчоночек…
Люба завизжала что было мочи, но, похоже, это только прибавляло страсти тому, кто уже начал совершать над ней насильственный акт.
Очнулась она в телеге. Покачивания, цокот копыт, какой-то дед, искоса бросивший взгляд на девицу, подобранную на отшибе. И урывками крутящаяся в воспоминаниях минувших событий кличка одного из нападавших «Картошка»…