На то зерно отец Михаил возлагал особые надежды. Отчаявшись получить приличные урожаи пшеницы, страдающей то от засухи, то от затяжных дождей, он полностью перешёл на рожь и овёс. Последний охотно закупали для нужд армии, а за первую государственный заготовитель платил твёрдую цену. Поменьше, чем вышло бы на базаре в Нижнем Новгороде или на ярмарке у Макария, но договор, заключённый на шесть лет вперёд, позволял пренебречь подобной разницей. Да и не угадаешь с ценой - в неурожайный год с казённых складов могут продавать с наценкой лишь по копейке с пуда, что при больших объёмах хоть сколько-то окупит расходы. А жадина разорится... и поделом собаке!
- Не забудь про красные лоскутки, - напомнил батюшка дочери.
- С тобой забудешь, как же, - хмыкнула та, и, подхватив сынишку на руки, исчезла.
Вот ведь... все бабы, как бабы - задницей колышут величаво, будто волны в море-океане перекатываются, а эта егоза... И младшая такова же, но у неё хоть муж из отставных воздушных гусар - два сапога на едину ногу.
А семенная рожь действительно хороша. Не зря чуть ли не по зёрнышку отбирал из лучших колосков, да ездил по чужим полям, где покупая, где выменивая, а где, проси Господи, тайком прихватывая приглянувшееся. И так четыре года. Поначалу на крохотной деляночке выращивал, потом больше и больше, нынче же на двенадцать десятин должно хватить.
- Ох ты, - спохватился священник, - чай и обед-то давно простыл.
Простыл - образно сказано. Всё холодное и без того, а по случаю постного дня и обедом именуемое только из вежливости. Пара копчёных осетровых звеньев, прошлогодние солёные грузди, чищеная луковица да десяток варёных карасей со свежим укропом. Вот и вся еда, не растолстеешь.
- Иже если на небесех... - отец Михаил перекрестил вышитую скатерть, прислонился к железным спицам тракторного колеса, и совсем было собрался отдохнуть от трудов праведных, как деликатный кашель с дороги привлёк внимание.
- Хлеб да соль, отче, - вслед за кашлем послышалось и приветствие.
- Здоров будь, Юрий Сергеевич, - вскинулся батюшка. - Перекусишь со мной, чем Бог послал?
- Отчего же нет-то? - местный помещик, отставной лейтенант Федяков, чьим именем и звалось село, многозначительно улыбнулся в усы и шагнул к трактору, осторожно придерживая полу сюртука. - Для того и шёл сюда, чтоб перекусить с хорошим человеком.
Юрий Сергеевич и при крепостном житье считался добрым барином, так как обходился без немца-управляющего, а раздав большую часть земель в недорогую аренду, и вовсе стал общим благодетелем. Построенная сразу после наполеонова нашествия паровая мельница вовсе укрепила репутацию, и без того бывшую выше небес от безвозмездного начальствования над народной школой, но имелась у их благородия маленькая и вполне простительная слабость - любил задушевные беседы. А с кем ещё беседовать, как не с образованным священником? У того, кроме духовной семинарии, боевой опыт в действующей армии, ранение, да орденская кавалерия, дающая личное дворянство. Опять же собрат по оружию, что само по себе немаловажно.
Разговаривать на сухое горло? Моветон, господа... А вот под вишнёвую наливочку собственного приготовления, прошедшую добровольную проверку качества в губернской коллегии горячительных напитков, и потому не облагаемой налогом при условии употребления в личных целях, но ни к коем случае не на продажу... А наливочка, надо сказать, у Юрия Сергеевича всегда отменная получается.
- Я ведь к тебе по делу, - без предисловий заявил Федяков, доставая четвертьведёрную бутыль с жидкостью, благородству цвета которой позавидовали бы виноделы Бордо и Бургундии. - По делу архиважному и архинужному.
- Чем же порадуешь? - оживился батюшка, извлекая из ящика с инструментами два стакана - запылённые и захватанные. Как ни странно видеть это в новой машине. Как мыши в амбаре, так и стаканы, наверное, заводятся в любой технике сами собой. - Рассказывай.
Но Федяков не спешил. С чувством и толком выцедил через зубы наливку, занюхал хлебом, пренебрегая закуской. Уселся поудобнее, вытянув плохо сгибающуюся ногу, и лишь тогда начал:
- Мысль меня посетила, отец Михаил. Очень хорошая мысль. А когда ты пригнал сей механизм, то окончательно уверился в её правильности.
- Ну же?
- Довелось мне зимой прочитать в "Русском Инвалиде" рассуждения Светлейшего князя фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. Сей государственный муж, отмеченный многими добродетелями, не оставил без внимания и иные, отличные от военных, вопросы. И размышлял он о совместных хозяйствах, прожект коих находится на рассмотрении Его Императорского Величества.
- И что там? - батюшка спрашивал исключительно из вежливости, так как политикой мало интересовался.
- Оные хозяйства, для краткости именуемые совхозами, имеют место быть испытанными в нашей губернии, что, согласись, даёт нам громадные перспективы.
- Какие?
- Не понимаешь... В Петербурге только ещё решают, а у нас уже готово. Совместное хозяйство как на блюдечке! Твоя с Фёдором Саввичем машинерия, мои мельница и земли...
- Арендаторов куда девать? По миру ведь пойдут.
- У нас и станут работать. Кто захочет.
- Так никто и не захочет. Вспомни, Юрий Сергеевич, хорошо ли барщину на твоих полях исполняли?
- Не вспомню - на оброке были.
- И всё равно, - не соглашался отец Михаил. - Наш народ вместе собирается только вино пить али врага бить, работать же мы предпочитаем раздельно. Ничего не выйдет из задумки, господин лейтенант.
- Выйдет, обязательно выйдет, - Федяков тоже перешёл на официальный тон. - И вы, батюшка, ещё увидите мой триумф. И не просто мой - триумф всего прогрессивного человечества. Кредитами, опять же, государь обещал поспособствовать.
- Большой процент?
- Осьмнадцать.
- Недурственно. Особенно если учесть, что дешевле двадцати пяти без залога и не даст никто, то...
Юрий Сергеевич с трудом сдержал торжествующую улыбку и добил батюшку окончательно:
- Осьмнадцать процентов за все десять лет пользования!
- Погоди, - отец Михаил сразу оставил выканье. - Это получается...
- Тысячу возьмёшь, тысячу сто восемьдесят отдавать нужно.
- Мало.
- Как это?
- Тысячи, говорю, мало. А тридцать дадут?
- Ежели шестьдесят попросим... Так ты согласен?
Забулькала разливаемая по стаканам наливка, и священник решительно произнёс:
- Отсеемся, и сразу в Петербург поедем. К Кутузову. И хорошо бы до сенокоса успеть обернуться.
- Неплохо бы, - кивнул Федяков, и потянулся за осетриной. - До чего же ты, отче, красноречивый.
Через две недели удобная пролётка, запряжённая парой сытых меринов, везла путешественников в сторону Нижнего Новгорода. Там отцу Михаилу непременно нужно было зайти в епархиальное управление, дабы доложиться о временном отсутствии и оставлении прихода на дьякона, и завезти добровольные пожертвования в Суворовское училище, с обязательной записью сего деяния в "Книгу благодетелей и попечителей". Оно лишним не будет - внуки вот подрастут, и не найдётся у них препонов при поступлении. В будущее следует смотреть с уверенностью и надеждой, а ещё лучше - строить его заранее.
У Юрия Сергеевича в губернском городе никаких дел не намечалось, и он намеревался провести время в ожидании попутчика за великолепной ботвиньей с расстегайчиками, что подают в трактире на углу Рождественской и Ильинской улиц. Её много где хорошо готовили, но именно там после сытного обеда можно пройти в отдельный кабинет, где за зелёным сукном всегда найдётся достойная компания. Да, предосудительное и запрещённое занятие, но кто же без греха...
- Опять о картах размечтался? - батюшка ткнул в бок задремавшего под приятные мысли помещика.
- Даже и не думал! - возмутился тот.
- Надеюсь, - отец Михаил вздохнул. - Надеюсь, что игра не закончится как в прошлый раз?
- Я же на карты зарок дал! На всю жизнь! Вроде бы... - последние слова Федяков произнёс как-то неуверенно. - До Рождества, во всяком случае.
Ему самому было неприятно вспоминать прошлогоднюю историю на Макарьевской ярмарке, когда его, удачно сорвавшего крупный банк, пытались ограбить прямо в номере гостиницы. Стыдно признаться - из трёх выстрелов только двумя попал варнакам в головы, как и целился, а последним позорно промазал и влепил пулю нападавшему в живот. Потом добил, конечно, но до чего же неудобно получилось. Так что к Макарию больше ни ногой.