Моя мать всегда отказывалась говорить о судьбе своих еврейских одноклассников, с которыми играла в те дни, когда Гамбург еще был многонациональным либеральным городом. Воспользовавшись редким случаем, когда ей было за восемьдесят и склероз уже начал одолевать ее, я спросила (зная, что это, быть может, мой последний шанс), что же с ними сталось. Мама сказала:
— Они были из богатых семей… так что, когда началась война… они уехали… отдыхать.
— А ты потом еще встречалась с ними?
— Нет. Они так и не вернулись. Они же были евреи, понимаешь, они не могли приехать.
Моя мать любила вспоминать полные невинных радостей дни своего детства и юности. Ее рассказы, которые постоянно были на слуху, пока я росла, в точности совпадают с событиями из жизни Евы. Сейчас я жалею, что не спрашивала больше, не слушала внимательнее.
I. Последние дни невинности
Глава 1
Первая странная и роковая встреча
Улица Шеллингштрассе проходит с запада на восток через самое сердце Мюнхена, параллельно великолепному трио картинных галерей, известных вместе как Пинакотека. Это главная артерия района Швабинг, сочетающего атмосферу лондонских Блумсбери и Сохо, учености и беспечности. Немецкое слово Schellen может означать что угодно, от бубнового валета до колокольного звона — образы, характеризующие диссидентский, игривый дух улицы. На самом деле она, скорее всего, была просто названа в честь Фридриха Шеллинга, немецкого философа девятнадцатого века. Сейчас по всей улице тянется вереница баров (подают там чаще пиво, чем вино, это же Мюнхен), букинистических магазинов (лотки с засаленными книжками выставлены прямо на мостовую), кафе (с бесплатными газетами для постоянных клиентов), ресторанов и затрапезных магазинчиков поношенной одежды. Они обслуживают богемную толпу бедных студентов с близлежащих факультетов университета. С семнадцати до двадцати лет Ева Браун проводила на этой улице больше времени, чем где бы то ни было. Но не потому, что училась или развлекалась, а потому, что работала за стойкой «Фото Гофмана», процветающего магазина фотографических принадлежностей и фотоателье, занимавшего первый этаж и подвал дома № 50. Сегодня тут нет никакого указателя, никакой таблички, сообщающей случайному прохожему о том, что здесь в октябре 1929 года Ева Браун впервые встретилась лицом к лицу с Адольфом Гитлером.
Владелец ателье Генрих Гофман рано угадал в Гитлере потенциал политического лидера и культовой личности и заблаговременно утвердился в должности его официального фотографа еще в 1922 году, когда оратор-демагог из НСДАП (Национал-социалистической рабочей партии Германии, вскоре сокращенной до нацистской партии) едва ли казался достойным запечатления. В течение последующих двух десятилетий он отснял два с половиной миллиона фотографий фюрера, создавая всеобъемлющую историю человека и Рейха. К тому же он получал комиссионные с каждого проданного снимка, благодаря чему за десять лет сделался миллионером, а за следующие десять лет — мультимиллионером. «Хозяин и паразит» сосуществовали к взаимной выгоде. Они нуждались друг в друге. Гофман знал это и ревностно охранял свое привилегированное положение.
Ева увлекалась фотографией лет с тринадцати — с тех пор, как получила в подарок свой первый фотоаппарат. Через четыре года она перешла от расплывчатых фотографий смеющихся одноклассниц к более претенциозным снимкам позирующей на балконе семьи с грамотным освещением. Она фотографировала себя (ее неизменно излюбленный объект) перед зеркалом в карнавальном костюме или в новом вечернем платье. Ее отец надеялся поощрить этот маленький талант, а Ева была уверена, что учиться фотографии гораздо увлекательнее, чем прозябать секретаршей в каком-нибудь унылом бюро. «Фото Гофмана» удачно располагалось в центре студенческой и артистической жизни. Добраться до него из дома Ева могла, проехав несколько остановок на трамвае, или, если ей удавалось вовремя встать, — за двадцать минут быстрым шагом. Все это привлекало ее, хотя и не совсем соответствовало ее тайным устремлениям.
Когда Ева Браун пришла устраиваться на работу в ателье к Гофману, ему понравились ее лицо и ее жизнерадостность. На этом шатком основании ее и приняли. Она приступила к работе в начале октября 1929 года в качестве младшей ассистентки и ученицы в ателье и соседней темной комнате. В ее обязанности входило стоять за стойкой, печатать счета, сортировать документы, осваивать процесс съемки и печатать фотографии, выполнять мелкие поручения и время от времени позировать своему работодателю — разумеется, всегда полностью одетой.