— Трасса М-11? — уточнил прогрессист, тыкнув пальцем в нанесенную карандашом заметку.
— Да, это самый быстрый и оптимальный маршрут до Москвы.
— Понял.
— И еще… — Он обратился не только к сержанту, но и ко всем остальным. — Каждые плюс-минус пятьдесяткилометров мы будем делать короткие остановки чтобы собрать данные с метеодатчика. Думаю, во второй раз повторять зачем мы это делаем мне не нужно.
Вадим Георгиевич устало выдохнул.
— Раз так нужно, — произнес старик, — значит будем останавливаться. — Затем он обратился к сержанту. — Главное, предупреди Домкрата.
Матвей добавил:
— Останавливаться лучше там, где есть какая-либо высота: крыша дома, холм, что угодно. Так будет быстрее и надежнее.
Сержант одобрительно кивнул.
— Надя, пойдем, будешь переводить, — строго велел сержант подчиненной.
Матвей занял место возле Ясира и напротив Тихона, не отрывающего любопытного взгляда от окна иллюминатора. Рядом с мальчишкой сидел Йован с опущенной головой. Здоровякнервно потирал руки и выглядел мрачнее тучи.
— Ты в порядке?
Йован не откликнулся.
— Эй. — Матвей махнул рукой.
— А? Чего? — очнулся тот.
— Все хорошо?
Здоровяк с минуту молчал, подбирая слова.
— Да как-то, даже не знаю… Думал, легче это будет, а нет, ни хрена не легче. — Он посмотрел на него своими дрожащими от волнения глазами: — Прям все в голове перевернулось, Матюш, понимаешь? Будто у меня там сотня маленьких Йованов носятся, схватившись за головы, и попутно бардак учиняют… Тяжело мне.
Матвей и слова вставить не успел, как его опередил сидевший сбоку Лейгур:
— Знаю я, что тебе поможет этих Йованов угомонить.
Из своего старого и потрепанного рюкзака он достал стальную флягу и протянул здоровяку.
— Вот, в миг успокоятся.
Йован с недоверием посмотрел на флягу, затем на рыжебородого капитана. Уловив его недоверие, исландец откупорил крышку и сделал пять тяжелых глотков, после чего снова протянул ее здоровяку.
В салоне раздался крепкий запах спиртного.
— Убери это дерьмо щас же, — велел Вадим Георгиевич. — А лучше вылей. Не время и не место.
Несмотря на слова начальника, Йован все же взял флягу. Он сделал всего один глоток, как вдруг лицо его покраснело и все сморщилось.
— Ничего себе, — сиплым голос произнес здоровяк и, прикрывая нос рукой, вернул флягу обратно. — Сколько тут градусов? Так и убить можно.
Йован хмыкнул, взял флягу и сделал еще два затяжных глотка так, словно то была вода. После он обратился к Вадиму Георгиевичу:
— То-то и оно, что сейчас для пары глотков время и место самое подходящее, — заключил он.
— Воняет теперь… — пожаловался Тихон, уже потеряв всякий интерес к виду снаружи. — У нас в Братстве пить нельзя, за это наказывают.
— А, ну теперь понятно, чего они у вас злые все такие, — хихикнул Йован, которому, видно, содержимое фляги уже чутка ударила в голову.
Наконец двигатель Титана тихо загудел и они медленно тронулись с места.
— Ну, с Богом, — выдохнул Вадим Георгиевич.
Покинув гавань, они заехали на территорию небольшого городка с названием Ломоносов — так он значился на карте.
— Большинство из вас, должно быть, и не знает кто такой Ломоносов, — произнес Вадим Георгиевич.
Старику никто не ответил. Внимание пассажиров, особенно тех, кто впервые оказался на захваченных землях, приковал удручающий и одновременно пугающий пейзаж снаружи. Словно завороженные они смотрели на полуразрушенные и обветшалые дома, небольшие продуктовые магазины с выбитыми витринами и разросшиеся ветви кустарников, еще не пустившие листву.
Домкрату то и дело приходилось снижать скорость для объезда очередной груды ржавого железа, бывшей некогда электромобилем или грузовиком. Еще одним частым препятствием на пути были обломки зданий: груда кирпичей с камнями лежали на краю дороги и приходилось либо проезжать прямо по ним, либо осторожно объезжать, в зависимости от размера кучи.
Еще и покалеченный временем асфальт порой давал о себе знать, он ломался под тяжелыми колесами Титана, заставляя махину каждый раз дергаться вместе с пассажирами.
Матвей смотрел на Тихона и Арину — истинных детей Антарктиды, — и представлял какие мысли прямо сейчас вихрем проносятся в их головах. Для них это было шоком и настоящим испытанием. Ведь даже Матвей, оказавшись в свои пятнадцать лет на захваченных землях, успел хоть и малышом, но три года мирно пожить здесь до атаки мерзляков.
Город они проезжали долго и в гробовом молчании. Слышно было только сержанта, проговаривающего про себя заранее в какую сторону следует повернуть Домкрату на следующей улице.