Дейзи была поражена количеством и разнообразием подшивок – здесь были представлены все утренние, вечерние, воскресные газеты Англии. Дейзи охватило вдруг радостное ощущение, что она вступает в совершенно новую жизнь. Это было чертовски приятно, хотя тут же мелькнул вопрос – а не предательство ли это по отношению к Карлу – так радоваться, что ее недавнее прошлое осталось позади? Но Дейзи тут же решила, что нет. А восторг ее объясняется просто-напросто тем, что впервые за двадцать три года представилась возможность самой о себе позаботиться.
Вернувшись к своему столу, Дейзи обнаружила, что на нем сидит, закинув ногу на ногу, коротко стриженная девица в брюках.
– Добро пожаловать в наш гостеприимный дом, – сказала она. – Меня зовут Анджела. Анджела Брент. Обитаю вон за тем углом – там, где куча телефонов и бутылка шампанского. Вон те хорошенькие мальчики рядом с бутылкой помогают мне вести колонку светских сплетен. Поэтому у нас так много телефонов. А вот шампанского в бутылке наверняка давно уже нет. И я даже не решаюсь думать о том, чем же они его заменили.
Дейзи нравилась манера сотрудников «Бастиона» разговаривать – никто не ждал от нее ответа на свои реплики.
Анджела была немного повыше, чуточку стройней Дейзи и, наверное, на пару лет постарше. Волосы девушки были пострижены очень коротко, в ушах красовались огромные жемчужины. Косметика была наложена таким образом, что лицо Анджелы напоминало головку фарфоровой куклы. На ней был двубортный темно-синий костюм в мелкую полоску, довольно элегантная пародия на одежду джентльмена из Сити. Дейзи поймала себя на мысли, что никогда еще не видела такой сексуальной девушки, как Анджела.
– Бен Фронвелл успел уже наполовину развратить бессмертную душу этого человека, – поведала Анджела Дейзи. – А я как раз работаю над другой. Ты случайно не свободен сегодня на предмет ланча, Джайлз?
– Почему бы нет? Может, Тюльпанчик тоже захочет к нам присоединиться.
– Пойдем, Дейзи?
– А вы уверены, что я вам не помешаю?
– Ерунда. Ладно, я пошла. Зайду за вами в час.
Анджела направилась к столу с бутылкой шампанского.
– Мне она очень понравилась, – через стол сообщила Дейзи Джайлзу.
– Тут ты не одинока. Анджела из хорошей семьи. Ее родители придерживаются весьма консервативных взглядов на жизнь, но Анджеле наплевать, какого они мнения о ее окружении, кого считают подходящим, а кого нет. Главное, чтобы человек нравился ей самой. А вкусы у Анджелы достаточно демократичные.
– Ненавижу это слово, – сказала Дейзи.
– Какое?
– «Подходящий».
– Обсудим это за ланчем, – ответил Джайлз, продолжая печатать.
Ровно в час Джайлз, Анджела и Дейзи вышли из здания редакции и направились вверх по Флит-стрит. Джайлз то и дело отставал, уступая дорогу прохожим, идущим навстречу.
– Здесь все уходят на ланч ровно в час? – спросила Дейзи.
– Не совсем, – отозвался Джайлз. – Машина главного наверняка уехала в сторону Сохо минут двадцать назад. А те, кто завтракает с «источниками информации», как у нас это называют, вообще сматываются в двенадцать тридцать. «Не могу заставлять ждать министра кабинета!» – а вернее, какую-нибудь смазливую подружку, которую надо накормить завтраком, а потом списать свои расходы по статье «оказание любезности министру кабинета (счет прилагается)». Тут можно чувствовать себя в безопасности: министр кабинета – одна из немногих категорий «источников», имена которых журналист не обязан называть, представляя счет. Если бы бухгалтеры нескольких газет на Флит-стрит собрались как-нибудь вместе, они бы обнаружили, что в один и тот же день тридцать шесть безымянных министров кабинета завтракали или ужинали с тридцатью шестью журналистами.
– А сколько всего министров в кабинете?
– Двадцать четыре.
Они свернули на Ченсери-лейн и остановились перед небольшим итальянским рестораном. Народу было довольно много, но Анджела, оказывается, заранее заказала столик по телефону.
После того как был сделан заказ, Дейзи спросила:
– А кто-нибудь говорит журналистам из отдела статей, что им делать – дает какое-нибудь задание?
– Замечательный вопрос, – воодушевился Джайлз. – Главная обязанность бедняги Джеймса Аллена – как раз придумывать темы для статей. Не так это просто, если вспомнить, что в году пятьдесят две недели. Когда Аллен не может ничего придумать и у Господа Бога нет для тебя никаких поручений, надо что-то предложить самой.
– А Господь Бог работает в «Бастионе» под именем Бена Фронвелла?
– А как же иначе. Статьи пишут на определенную тему, и, работая в воскресной газете, всегда рискуешь, что в пятницу «Таймс» или «Мейл» поместят материал на ту же тему. И тогда твоя статья, которую ты с гордостью нес в кабинет редактора, будет снята с номера.
– А если моя статья окажется лучше всех остальных? – удивилась Дейзи.
– Все равно. Ее подошьют в папку, и там она пролежит до тех пор, пока папка не переполнится такими же печатными трупами. Тогда папку сдадут в архив, а ее место займет новая, пустая. Редакторы газет – и, конечно, Бен Фронвелл – особенно, заботятся о том, чтобы их газета непременно первой осветила ту или иную тему.
– Как-нибудь, когда тебе нечем больше будет заняться в этой жизни, попробуй стать редактором колонки светских сплетен, – сказала Анджела. – Я, наверное, единственный человек на Флит-стрит, кто не стал еще алкоголиком. А все эти мужчины только притворяются равнодушными, когда снимают из номера их статью. Вечно они напиваются, когда кто-то опередит их с материалом, переходят к середине вечера с вина на виски, потом встречают еще какого-нибудь репортера, чью статью забраковали, и начинают вместе размазывать сопли по столу. – Анджела недовольно поморщила носик, явно не одобряя подобное слюнтяйство. – Нежный пол воспринимает неудачи более философски, – добавила она.
Манеры и облик Анджелы меньше всего наводили на мысль о нежности. Дейзи рассмеялась.
– Самое главное для журналиста воскресной газеты, Тюльпанчик, не начинать писать раньше четверга. Относись ко вторникам и средам как к дням для подготовительной работы, то есть к дням, когда можно побездельничать.
– Но вы ведь что-то так сосредоточенно печатали сегодня…
– А-а… Я просто делал заметки для будущей работы – «освобождал мозги от информации».
– То есть писал что-нибудь, не имеющее к «Бастиону» ни малейшего отношения. Наверное, свой эпохальный труд о внутренних антисоциалистических течениях в ЕЭС.
– А главный редактор не возражает?
– Ты очень быстро поймешь, Тюльпанчик, что Бена Фронвелла интересует только конкретный результат. Если ты недели за две не напишешь ничего стоящего, он появится в один прекрасный вторник у тебя за спиной и прозрачно намекнет, что пора отрабатывать зарплату. Но, если Бен получит хорошую статью, ему абсолютно наплевать, что именно ты пишешь во вторник. Еще, имей в виду, он любит, чтобы все сидели на своих местах. Это напоминает и вам, и самому Бену о том, кто в доме хозяин. А что ты писала раньше, Дейзи?
Девушка вспыхнула.
– Я расскажу вам как-нибудь в другой раз, – сказала она.
Дейзи не хотелось обманывать Анджелу и Джайлза, и в то же время она не хотела рисковать и говорить им правду, которая может дойти потом до ушей Бена Фронвелла. Поэтому девушка поспешила перевести разговор на другую тему.
– Я приехала в Англию всего месяц назад. Родилась и выросла в Филадельфии. Моим родителям не нравится человек, которого я люблю. Он для них – огромный уродливый паук, опутавший сетями ненаглядную доченьку. Они говорят, что он не подходящий для меня человек, но в Лондон я приехала не поэтому. А потому, что мне вдруг захотелось хотя бы год не зависеть абсолютно ни от кого. Или, по крайней мере, мне самой кажется, что причина именно в этом.