В пешем строю нас привели к офицерскому клубу. Там же собрались и офицеры. Все мы были возбуждены, потому что этот непредвиденный сбор не сулил ничего доброго. Очевидно, офицеры знали, зачем нас собрали, потому что в их взглядах проскальзывала уничтожающая ирония, а кое-кто из них, не отличаясь выдержкой, даже намекал:
- Пожалуй, нам придется расстаться!
- Что они мелют? - спросил Стефан Ангелов, стоявший рядом с Валентином, и сам же ответил: - Если и придется расстаться, то не им с нами, а нам с ними.
- Не беспокойся, сейчас все узнаем.
- Бодрее, товарищи! - вмешался Белухов. - Пусть они трепещут! Время работает на нас. Их песенка уже спета.
Но могли ли мы предугадать дальнейший ход событий? Мы вошли в клуб, испытывая жгучее любопытство по поводу того, что случилось и почему офицеры впервые за столько дней так открыто демонстрируют свое настроение.
Просторный зал заполнили офицеры в парадных мундирах. Офицеры обменивались торжествующими взглядами, а когда их глаза встречались с нашими, то мы видели, что их переполняют злоба и ненависть. А мы, [48] охваченные напряжением ожидания, не проронили ни слова, готовые к любой провокации.
Капитан, начальник школы летчиков-бомбардировщиков, прошел по центральному проходу зала. Было замечено, что он очень взволнован. Походка его была легкой, но по мере приближения к трибуне все сильнее чувствовалось, что он испытывает неуверенность и страх. Его настроение быстро передалось и остальным офицерам, и в зале установилась тягостная тишина, нарушаемая лишь звуком шагов начальника школы. И вот мы увидели его побледневшее лицо. Он напоминал прокурора, который намеревается потребовать смертной казни обвиняемым, но вовсе не убежден в том, что приговор будет приведен в исполнение. Он разложил перед собой лист бумаги, откашлялся, и с первых же его слов все заметили, что в голосе начальника школы от волнения появились хриплые нотки. Он громко начал читать:
- «Приказ номер…»
Преодолев первоначальное смущение, капитан в дальнейшем четко и ясно произносил каждое слово документа, а его неспокойный взгляд так и бегал по всему залу. Капитан чувствовал, что, хотя в зале стояла мертвая тишина, все были крайне напряжены. Сам капитан и его коллеги, подготавливая расправу над нами, наверняка успокаивали себя тем, что все пройдет без особых потрясений. Действительно, приказ из Софии прибыл очень быстро, именно так, как они того хотели, и в нем все обосновывалось одним: курсанты не закончили военное училище и, следовательно, не могут продолжать обучение профессии летчика…
- «…Уволить в запас курсантов училищ истребительной и бомбардировочной авиации. Обязать их в течение 24 часов сдать числящееся за ними имущество. Военный министр Дамян Велчев».
Буря в зале могла вспыхнуть в любое мгновение. Капитан испуганно озирался вокруг и недоумевал, почему тишина не нарушается.
- Все ясно? - спросил он.
- Ничего не ясно! - загремел из зала чей-то голос.
Капитан вздрогнул. Это была первая молния, за которой, несомненно, последуют другие. Он тревожно прислушивался к сразу же поднявшемуся ропоту, похожему на приближающуюся бурю. Офицеры начали торопливо [49] покидать зал. Они хотели поскорее скрыться, чтобы буря без них достигла апогея и отбушевала… На подкашивающихся от страха ногах последним из зала вышел капитан.
Нервы у нас были напряжены до предела. Какой-то чересчур темпераментный оратор то потрясал кулаками, то бил себя в грудь:
- Послушайте, товарищи! Мы отсюда никуда не уйдем, чего бы ни требовал министр.
- Глупости! - отозвалось несколько голосов. - Ты уволен приказом министра, а предлагаешь оставаться здесь!
- Товарищи, неужели мы кормили вшей в горах и в тюрьмах для того, чтобы сейчас разные гады издевались над нами?
- Что бы мы здесь ни говорили, а руки у нас связаны.
- Неправда, неправда! - выскочил на трибуну другой курсант. - Мы подчинимся только одному приказу - приказу партии! Пусть нам покажут приказ партии!
- Правильно! Не признаем никаких министров! - растолкал всех локтями и грудью Валентин и вышел вперед. - Предлагаю, товарищи, избрать делегацию. Пусть она поедет в Центральный Комитет партии.
- Поезжайте, Валентин! Немедленно отправляйтесь вчетвером: ты, Симеонов, Стефан и Илия! Мы добились того, что полковника Михалакиева сняли с должности, почему бы нам не помериться силами и с Дамяном Велчевым? Уезжайте тотчас же! Время не ждет!
Со смешанным чувством надежды и тревоги мы, делегаты, втайне от офицеров отправились в Софию.
- И живыми не возвращайтесь, если не отмените приказ Дамяна Велчева! - все еще слышались нам голоса провожавших нас курсантов.
- Если мы ничего не добьемся, - заговорил Валентин, - я не вернусь в Т. Не вернусь и в родное село. Надо мной даже дети будут смеяться. Да кто же поверит мне? Все подумают, что из меня просто не вышел летчик и поэтому меня выгнали.
- Что-то больно быстро ты сдаешь позиции, Валентин! - проворчал Нлия Тотев. - Почему ты стал таким? Разве не ты заявил, что не признаешь Дамяна Велчева? [50]
- Ну чего ты мелешь? - обиделся Валентин. - Уж если мы отправляемся в Софию, следует подумать и о самом худшем. Вот представь себе, что в Центральном Комитете по-другому оценивают положение и, приняв все как свершившийся факт, только пожмут плечами.
- Не будет этого! - разгорячился Стефан. - Вы забыли о той бумажонке - четвертом постановлении совета министров? Народ его отменил! Неужели вы думаете, что сейчас Центральный Комитет не сможет справиться с каким-то министром?
Но сколько бы мы ни говорили и ни успокаивали друг друга, все четверо знали, что на нашу долю выпала очень тяжелая миссия. Мы ждали чего угодно, но не того, что нас уволят из армии. В последнее время в авиации в центре внимания находилось одно имя. Оно упоминалось во всех разговорах. Вспоминали его и враги, и революционные курсанты. Какой-то легендарный летчик-болгарин, удостоенный звания Героя Советского Союза, вернулся на родину. Враги его побаивались. Не он ли тот человек, который завтра заменит главнокомандующего, и тогда все повернется так, как мы задумали? До последнего времени верили в то, что у коммунистов никогда не будет своих руководящих кадров, а теперь вдруг выяснилось, что дело обстоит совсем иначе. Есть такой человек, с которым не может равняться никто. А мы хотя и не видели его, но жили думами о нем. Для нас Захарий Захариев был живой легендой. О его подвигах рассказывали с благоговением. Именно поэтому разговор у нас, четверых делегатов, незаметно перекинулся на эту любимую тему. Мы говорили о незнакомом человеке с такой уверенностью и компетентностью, словно длительное время жили вместе и общались с ним.
В желтом здании, куда мы пришли, люди как будто не считались со временем. В тесном помещении бюро пропусков ждали посетители. Милиционер выслушивал их, потом снимал трубку телефона, сообщал, кто и к кому хочет попасть на прием, а повесив трубку, начинал объяснять посетителю, на какой этаж и в какую комнату надо пройти. Валентин нетерпеливо протиснулся к окошечку и доложил:
- Товарищ, мы приехали из провинции по неотложному [51] делу и боимся упустить заведующего военным отделом ЦК. Если можно, пропустите нас первыми.
- Товарищи, нет оснований опасаться, что вы его упустите. Товарищ Дамянов задерживается здесь и после полуночи. Все торопятся. Сюда никто не приходит по пустякам.
- Так оно и есть, ребята, - вмешался кто-то из стоявших в очереди. - Вот я директор и если до завтра не получу сырья, то наш завод вынужден будет прекратить работу.